Дом, в котором…

Эта идиотка начинает нам объяснять, что не собиралась затаптывать Шакала. Табаки чуть не отдает концы от счастья, а Лэри – от удушья. Гогот Лога – явление не настолько компактное, чтобы уместиться в человеческом горле. Кроме того, заговорив, она выдает свое местонахождение Толстому, и он обрадованно и резво ползет в ее сторону, а она, не переставая оправдываться, идет ему навстречу, и их столкновение и взаимное узнавание происходит на стыке двух кроватей. Она имела целью дверь и, в общем-то, двигалась в верном направлении, а Толстый как раз, по своим понятиям, завернул за угол, и был очень рад обнаружить там ее ноги. Он взбулькивает и тянется к ним клешней, а ей некуда прыгать, поэтому она впивается ногтями в мою ногу и скребет по ней, обдирая джинсы. Молча.

– Нет, но вы видели? Он понял! Он врубился, наш Толстенький! – причитает Табаки, свешиваясь до самого пола, чтобы лучше видеть происходящее.

– Да, да, – обрадованно подхватывает Горбач. – Он в первый раз так, верно? Он обычно и не отличает.

Пока они обсуждают необычайный проблеск ума Толстого, блондинка пытается на меня вскарабкаться. Если я чего-то не выношу, так это когда дергают за протезы, к тому же глаза у нее совершенно сумасшедшие, и это пугает.

– Подбери Толстого, – кричу я Горбачу. – Бери его и держи, пока от меня еще что-то осталось!

Горбач подбирает Толстого. До блондинки наконец доходит, что она щупает не настоящие руки, и она, охнув, отскакивает.

– Что это? Что там?

– Если вы имели в виду «под пиджаком», то там то, что я называю граблями. Какие еще подробности вас интересуют? Вы трогайте, не стесняйтесь. Что там? Под чем? Все это очень интересно.

Она даже не извиняется. Проход свободен, и она поворачивается к двери, но там ползает на четвереньках Лэри, издавая непристойные звуки, и это ее отпугивает.

[Ральф]

Кабинет Акулы похож на писчебумажный магазин в день распродажи. Столы, стулья, кресла – все завалено папками и бумагами, Акула плавает в облаках пыли и табачного дыма, а за ним плывет секретарша Рыба-Лоцман с кучей бланков на картонном подносе.

– Что случилось? – Ральф оглядывается в поисках чего-то, на что можно сесть, не находит ничего подходящего и остается стоять.

– Вот и ты! – Акула пробирается к нему, сбивая по пути стопки папок и раздраженно отмахиваясь от пыли. – Хорошо, что пришел. Я ее потерял.

– Какую-то бумагу? – Ральф еще раз оглядывает комнату.

– Не бумагу, а новую воспитательницу! Только что она была здесь, я на секунду вышел, а ее уже нет.

Рыба-Лоцман выдвигается вперед, прижимая к груди поднос с бланками.

– Она сказала, что пойдет ознакомиться с территорией, пока мы не освободимся. И пошла. Вот ее сумочка.

Ральфу показывают маленький прямоугольник светлой кожи, покинутый среди настольных бумаг.

– Что же вы ее не остановили?

Пучеглазая секретарша смотрит на Ральфа с наигранным негодованием.

– С чего бы мне ее останавливать? В мои обязанности не входит следить за воспитателями. Если кому-то угодно шляться по Дому и совать нос во все углы, это их дело, пусть себя шляются.

Должно быть, новая воспитательница молода и симпатична, решает Ральф, уловив двукратное «шляться» в монологе увядшего Лоцмана.

– Хорошо. Я поищу ее.

– Вот и славно, – директор запихивает за щеку леденец. – А то ведь эта молодежь такая непонятливая. Минуту спокойно не просидят на месте. Все куда-то рвутся.

– Передайте мне ее сумочку.

Сумку Ральф вскрывает по пути во вторую. Воспитательница могла пойти куда угодно, но вторая для нее стала бы наихудшим выбором, поэтому он решает для начала убедиться в том, что у Крыс ее нет. Водительское удостоверение только усиливает его тревогу, потому что блондинка на фотографии слишком молода, чтобы внушить к себе уважение, и слишком миловидна, чтобы безопасно разгуливать по Дому.

– Ах ты, старая гадюка, – бормочет Ральф, подразумевая верного Лоцмана.

Присутствие в коридоре Логов из второй немного успокаивает его. Они не торчали бы здесь, если бы она вошла к ним в спальню. Но он все же идет проверить.

Спальня второй неповторима в своем безобразии. Кучи мусора гнездятся на тарелках, они же пепельницы, они же подсвечники; спальные мешки свисают с веревки на крючьях, как выпотрошенные туши гигантских рыб. На заплеванном полу четверо играют в карты, двое пожирают кукурузные хлопья, еще двое спят. У центрального зеркала расписывают чье-то тощее тело. Лица художников неразличимы под гримом, очками и шарфами, поддерживающими наушники.

Приход Ральфа никого не удивляет. Возможно, из-за тусклого света и заслоняющих его спальных мешков.

Ральф оглядывает комнату и, убедившись, что никого, кроме Крыс, в ней нет, уходит незамеченным. Почти. Мимо проскальзывает Лог Москит и спешит поднять тревогу, но, пока Крысы, закупоренные наушниками, догадываются их снять и послушать, что им кричат, Ральф уже далеко от них и от их спальни и стучит в запертую (черт бы побрал этого любителя ключей) дверь третьей.

Пауза перед тем, как дверь открывается, вызывает у Ральфа нехорошие подозрения. Вид облизывающихся и каких-то сонных Птиц эти подозрения только усиливает.