Дом в Мансуровском

Что он сжирал с таким треском? Маруся вскрикивала и просыпалась. Ночнушка была мокрой, хоть отжимай. Маруся снимала ее и клала на батарею – не дай бог, Ася заметит – и про сны свои никому не рассказывала.

Со временем огненные кошмары прошли, но в пятнадцать лет стали мучить другие.

Долгое время ей снился странный и страшный человек, почти карлик – косой, кривоногий, изломанный, но с удивительно красивым, каким-то ангельско-бесовским смертельно бледным лицом.

Карлик бегал по темным улицам средневекового города, заглядывал в подворотни и в подъезды, никого не находил и снова бежал, бежал, некрасиво и смешно загребая короткими кривыми ногами.

Впрочем, ей было не смешно, а очень страшно. Кого с таким остервенением ищет этот тревожный уродец? Ее, Марусю? И он ее находил. В ее же квартире, спящую в собственной постели, с раскинутыми по подушке волосами.

Он не делал ей зла, просто стоял и смотрел. В его беспокойных, полубезумных и очень красивых глазах сияли нежность и восторг, а губы, тонкие, ярко-красные, невероятно красивого рисунка, растягивались в блаженной и доброй улыбке. Лицо его разглаживалось, а маленькая, скрюченная, дрожащая, страшная рука тянулась к Марусиным волосам. Тут она просыпалась. Сердце выскакивало из груди, по лицу тек пот, ладони были влажные и холодные.

Рассказать Асе? Или папе? Папа расстроится, и у него заболит сердце. Ася тоже расстроится, но что-нибудь придумает и примет решение, например, обратиться к врачу, который лечит сумасшедших. Марусю запишут в сумасшедшие и закормят лекарствами.

Сказать Юльке? Вот кто точно поднимет Марусю на смех! «Это, сестрица, эротические фантазии! Вполне нормально в твои годы, подростковый возраст! У меня тоже было такое». Нет, Маруся не хочет слышать о Юлькиных эротических фантазиях. И вообще – при чем тут подростковый возраст и эротические фантазии? Это самый настоящий кошмар, а не эротические фантазии! Юльке она не расскажет. Сестрица умеет посмеяться над чужими проблемами. Впрочем, как и над своими.

Но было и то, что пугало Марусю еще сильнее, чем ее ночной кошмар: она ждала встречи с карликом. Боялась и ждала. И еще хотела знать, что будет дальше, если она не проснется. Что будет после того, как он погладит ее по голове, проведет рукой по волосам? Что будет потом?

Может, ей и вправду нужно к врачу, который лечит сумасшедших? Может, она и есть сумасшедшая? Ведь то, о чем она мечтает, ненормально, омерзительно и очень стыдно.

Демоны Маруси и, как следствие, неизбывное чувство вины. Вины перед мамой за любовь к Асе. Перед папой за это же. Перед бабушкой Галей, которую она так и не смогла полюбить. Перед Асей, что так и не назвала ее мамой. Перед самой собой – за сны и тайные мысли. Ведь наши сны из подсознания? Значит, она, Маруся, испорченная. Червивая, как говорила бабушка Галя, с гнильцой. Это для окружающих она нежная, тихая и послушная. А там, внутри… И как с этим жить?

До Лешки еще была история. Вот ее бы Маруся мечтала забыть. На первом курсе она влюбилась в преподавателя. История обычная и банальная, но вот объект Марусиной страсти был, как говорится, персонаж странный. Доценту Р. было слегка за сорок, но он успел настрадаться – несколько лет назад пережил тяжелый инсульт, последствиями которого стали почти не работающая, висящая плетью правая рука и полумертвая, волочащаяся правая нога.

Доцент ходил с тростью. Говорили, что сразу же, через месяц после больницы, жена забрала ребенка и подала на раздел квартиры в центре. Было ли это правдой, Маруся не знала, но знала, что он действительно жил один в коммуналке в Чертанове – районе, имеющем не лучшую репутацию.

Маруся видела, с каким усилием доценту давались любые действия – написать что-то на доске, открыть дверь, подняться или спуститься по лестнице, дойти до метро.

Маруся за ним следила. Однажды увидела, как он упал на эскалаторе. Она вскрикнула, испуганно зажала рот рукой и бросилась на помощь. Доцент был смущен и не смотрел ей в глаза.

На перроне, где они стояли в ожидании поезда, он наконец поднял глаза на спасительницу:

– Вы, кажется, моя студентка? – покраснев, спросил он.

Узнал. Он узнал ее! А значит, теперь станет обращать на нее внимание. Выйдя из метро, она бодро зашагала домой. Душа ее ликовала. Наконец они познакомились! Но ничего не происходило. Он не искал ее взглядом, не вызывал, не называл ее фамилию. Все было по-прежнему.

И, как она ни старалась попасться ему на глаза, как ни мелькала в коридоре у преподавательской, ни караулила его у главного входа, ничего не происходило. Значит, забыл, не обратил внимания, она ему не понравилась.

Но тут подвернулся его величество случай.

Начиналась зимняя сессия, и по каким-то делам Маруся задержалась на кафедре.

В раздевалке, стоя перед зеркалом, поправляя связанную Асей смешную шерстяную шапку – сине-желтую, с полосатыми ушками, она увидела Р. Он был одет – полупальто, серая кепка, клетчатый шарф, трость в руке – и направлялся к выходу. Увидев Марусю в смешной и довольно дурацкой ушастой шапке, он остановился. Их взгляды встретились, и оба смутились.