Дом Весталок

Я Лар домашний, из дому вот этого,
Откуда, как вы видите, я вышел. Здесь
Уж много лет живу…

Он изложил пролог, знакомя читателей с завязкой истории — как дед Эвклиона спрятал под очагом горшок золота, а дочь хозяина влюбилась в племянника их соседа, нуждаясь лишь в приданом, чтобы выйти замуж, и как он, Дух-Хранитель, намеревается привести жадного Эвклиона к горшку, дабы запустить стремительный ход событий.

Я взглянул на Эко, который заворожённо уставился на фигуру в маске, ловя каждое слово. Сидящий рядом с ним ростовщик Флавий ничуть не переменился в лице — всё та же кислая мина. Его белобрысый телохранитель застыл с открытым ртом, лишь изредка поднимая руку, чтобы коснуться пересекающего нос шрама.

Из-за задника донёсся приглушенный шум.

— Ах, — произнес Росций театральным шепотом,

— Но вот уже кричит старик: всегда он так.

Старуху гонит, тайну б не проведала.
На золото взглянуть он хочет, цело ли.

С этими словами он тихо удалился через правую дверь.

Из-за центральной двери на подмостки выкатился актер в маске старика и облачении ярко-жёлтого цвета, традиционно символизирующего жадность — это и был Панург, раб-актёр, отнявший у Статилия лакомую роль. Он тащил за руку сотоварища, одетого рабыней низшего разбора, чтобы швырнуть его в центр площадки.

— Вон! Вон отсюда! — вопил он. — Прочь! За дверь! Проваливай!

Подглядывать, глазищами шнырять тебе!

Статилий напрасно принижал актёрские достоинства Панурга — отовсюду доносились смешки.

— За что меня, несчастную, колотишь ты? — взвыл второй актёр. Его гримасничающую женскую маску венчал ужасающе растрепанный парик, одеяние болталось клочьями у шишковатых коленей.

— Чтоб и на деле ты была несчастна, дрянь,

Дрянную жизнь вела б, тебя достойную.

Панург и его сотоварищ продолжали носиться по подмосткам к возрастающему восторгу публики. Эко прямо-таки подпрыгивал на скамье, хлопая в ладоши. Однако веселье не затронуло ростовщика с телохранителем — они так и сидели, сложив руки на груди, равнодушные к происходящему.

Стафила[7]: Сейчас меня за что ты выгнал из дому?

Эвклион: Тебе, что ль, колотовке, отдавать отчёт?

Ступай от двери! Прочь отсюда! Гляньте, как

Ступает! А ты знаешь, до чего дойдёт?

Возьму сейчас верёвку или палку я

И ею удлиню твой черепаший шаг!

Стафила: На виселицу лучше б дали боги мне

Попасть, чем так вот у тебя на службе быть.

Эвклион: Вишь, про себя бормочет что-то, подлая!

Постой ты, тварь! Глаза, ей-богу, выдеру!

В конце концов рабыня исчезла, и скряга отправился в дом пересчитывать деньги. Их место на подмостках заняли сосед Мегадор и его сестра Евномия. По голосу мне показалось, что её играет тот самый актер, что и дряхлую рабыню — видимо, в труппе именно он специализировался на женских ролях. Мой друг Статилий вполне прилично играл Мегадора, но явно не дотягивал до класса Росция и даже своего соперника Панурга: его комические ужимки вызвали несколько вежливых смешков, но отнюдь не шквал хохота.

Эвномия: Тебя позвала я сюда по секрету -

О деле семейном твоем перемолвить.

Мегадор: Лучшая из женщин, дай мне руку.

Эвномия: Кто? Где лучшая?

Мегадор: Ты.

Эвномия: Я?

Мегадор: Нет — так нет.

Эвномия: Но правду говорить же следует.

Не найдешь нигде ты лучшей, хуже, брат, одна другой.

Мегадор: Я с тобой согласен в этом, возражать не думаю.

Эвномия: Выслушай меня, прошу я.

Мегадор: Слушаю. К твоим услугам.

Эвномия: Я тебе пришла совет дать,

Для тебя же дело важно.

Мегадор: На тебя оно похоже.

Эвномия: Хорошо, чтоб так случилось.

Мегадор: В чём же дело, сестра?

Эвномия: Хочу, чтобы взял ты жену.

Мегадор: Ой, убила!

Даже этот обмен репликами, обычно столь любимый публикой, выдавил лишь вялые смешки. Моё внимание приковал к себе костюм Статилия из дорогой голубой шерсти, расшитой жёлтым, и маска с комически вздёрнутыми бровями, а это, увы, плохой знак, когда костюм актёра привлекает больше внимания, чем его игра. Бедняге Статилию удалось подыскать место в самой известной в Риме труппе, но он в ней отнюдь не блистал. Ничего удивительного, что Росций так его третирует!

Даже Эко заёрзал на скамье. Рядом с ним ростовщик Флавий склонился к белобрысому телохранителю, чтобы прошептать ему что-то на ухо — видимо, отпуская нелицеприятные комментарии по поводу талантов актёра, который ему задолжал.

Наконец сестра удалилась, и на подмостки вернулся скряга, чтобы вступить в разговор с соседом. Видя Статилия бок о бок с соперником, невозможно было не поразиться разделяющей их бездне. Эвклион-Панург полностью захватил внимание публики, и не только потому, что его реплики были выигрышнее.

Мегадор: Слушай-ка, прими моё ты это предложение,

За меня её просватай.

Эвклион: Но ведь нет приданого!

Мегадор: Пусть! Будь добрый нрав, довольно этого приданого.

Эвклион: Я к тому, чтоб ты не думал, что я клад нашёл какой.

Мегадор: Знаю, не учи. Согласен?

Эвклион: Пусть. Юпитер! Смерть моя!

Мегадор: Что с тобою?

Эвклион: Что? Как будто лязг железа, вот сейчас.