Дом Весталок

— Когда тебе начали являться лемуры? — раз уж он всё равно не отцепится, с таким же успехом я могу брать быка за рога.

— Сразу же, как только я поселился здесь.

— Так может, они и раньше были тут.

Солдат покачал головой.

— Нет, — сказал он с самым серьёзным видом, — они явились за мной.

Он нагнулся с видимым усилием и подобрал несколько листьев. Шагнул, волоча ногу, к жаровне и бросил на крошечные огоньки.

— Понемногу, по чуть-чуть. Надо быть очень осторожным с огнём, особенно в саду. И потом, так их хватит на дольше. Немножко сегодня, немножко завтра. Запах горящих листьев — совсем как в детстве.

— Откуда ты знаешь, что они явились следом за тобой? Лемуры?

— Знаю, потому что я узнал их.

— Ты знаешь, кто они? Ты знал их?

— Нет. — Он не отрывал взгляда от крошечных язычков пламени. — Я видел их лишь однажды — перед тем, как убить. Я помню того этруска, которому выпустил кишки; он смотрел на меня, хватая ртом воздух. Помню часовых, которых мы застали врасплох, возле Капуи это было. Глупцы напились вина и захмелели; когда мы вспороли им животы, винный дух ударил мне в лицо вперемешку с вонью. Ещё помню одного парня, почти мальчишку, которого убил в битве; такого худенького и с такой тонкой шеей, что мой меч перерубил её, и голова его отлетела, как мяч; один из моих товарищей поймал её и швырнул мне. Она упала у моих ног; глаза были ещё открыты. Клянусь, мальчишка был ещё жив и понимал, что с ним творится!

Он снова нагнулся, застонав от боли, схватил целую пригоршню листьев и бросил в огонь.

— Пламя очищает. Запах горящих листьев — и я снова чувствую себя ребёнком. Счастливым, беззаботным.

Он надолго замолчал, глядя на огонь.

— Они всегда приходят вместе с осенью, лемуры. Приходят, чтобы мстить. Убить меня они не в силах; они пытались сделать это, когда были живы, но смогли лишь сделать меня калекой. Я убил их, я победил их в бою; теперь они мертвы, а я жив, и в отместку они пытаются лишить меня разума. Они насылают на меня безумие, стаскивают меня в яму. Они вопят и пляшут на моей голове; они вспарывают себе животы и заваливают меня своими внутренностями так, что я не могу дышать; они разрывают себя в клочья и заливают меня кровью. Пока мне ещё удаётся выбраться. Но с каждым годом сил у меня всё меньше. Однажды я не смогу выбраться, и это будет конец.

Он опустил голову, закрыл лицо ладонями.

— Теперь уходи. Мне стыдно, что ты видишь меня таким. А в следующий раз будет ещё хуже. Но ты ведь придёшь в следующий раз? Я пришлю за тобой раба. Приходи, и ты их увидишь. О тебе говорят, что ты человек смышленый; может, тебе удастся договориться даже с мертвецами.

Он опустил руки, и я поразился, как изменилось за эти считанные мгновения его лицо. Глаза налились кровью, щёки ввалились, губы дрожали.

— Поклянись, что придёшь, Сыщик. Хотя бы для того, чтобы видеть, как погибнет старый солдат.

— Я не стану давать клятвы.

— Тогда просто обещай мне, как мужчина мужчине, не призывая в свидетели богов. Умоляю тебя.

— Хорошо, — ответил я со вздохом, мысленно спрашивая себя, считается ли обещание, данное сумасшедшему.

Раб провёл меня к двери в стене.

— Боюсь, твой хозяин уже сошёл с ума, — тихонько сказал я ему. — Все эти лемуры чудятся его больному рассудку.

— Нет, — отвечал старый раб, — я тоже их видел. Всё так, как рассказывает хозяин.

— А ещё кто-нибудь, кроме вас двоих, видел их?

— Да. Другие рабы. Мы все их видели.

Я посмотрел в его выцветшие от старости глаза. Он не отвёл взгляда. Я вышел, и он закрыл за мной дверь.

— И что только на них на всех нашло сегодня, — сказал я, устраиваясь на обеденном ложе. — Послушать их, так весь Рим кишмя кишит лемурами!

Бетесда, без труда уловив за моей напускной весёлостью тревогу, слегка склонила голову, но промолчала.

— А Луций ещё писал, не бери, мол, с собой мальчика, потому как для него это может быть слишком страшно. Да чего ни отдал бы мальчишка в двенадцать лет, чтобы увидеть настоящего лемура!

Эко с набитым ртом смотрел на меня во все глаза, не будучи уверенным, шучу я или говорю серьёзно.

— По мне, это просто глупые бредни, — заявила Бетесда. Как всегда, она поела раньше на кухне, и теперь, скрестив на груди руки, просто стояла и смотрела, как мы с Эко обедаем. — В Египте любой глупец знает, что душа умершего не может вернуться в тело, если только оно не было должным образом сохранено. Давным-давно жрецы знали, как хранить тела, делая мумии. Но где это слыхано, чтобы мертвец, да ещё с отрезанной головой, разгуливал по городу и заставил кого-то прыгнуть с балкона? Нет, Тита столкнули, и сделал это живой негодяй, а никакой не лемур. Спорить готова, это жена его спихнула!

— А тот солдат, наш сосед? Раб говорит, что и он, и все остальные, кто живёт в доме, тоже видели лемуров! Не одного даже, а целое полчище!

— Ха! Раб лжёт, чтобы не выставить хозяина слабоумным. Он верен господину, как надлежит рабу; но это ещё не значит, что он говорит правду.