Я поволок солдата прочь из сада, через дверь в стене на улицу. Затем вернулся за старым рабом, а потом и за остальными, выволакивая их по одному. Они столпились у стены, глядя вокруг широко раскрытыми, налитыми кровью глазами.
— Лемуры вам чудятся! На самом деле их нет! — прошептал я, чувствуя, как от дыма дерёт горло, и ясно видя, как они исчезают и появляются снова — сидя на гребне стены, с гоготом подбрасывая в воздух свои внутренности…
Рабы кричали и всхлипывали, цепляясь друг за друга. Солдат стоял молча, убрав руки за спину.
Когда они немного пришли в себя на свежем воздухе, я по одному, по двое отвёл их к себе домой. Там они сгрудились — всё ещё перепуганные насмерть, но целые и невредимые. Бетесде пришлось не по вкусу ночное вторжение толпы полубезумных соседей; зато проснувшийся Эко был в восторге оттого, что никто не гонит его спать. Казалось, конца не будет этой холодной сырой ночи. То и дело кто-то один начинал вскрикивать, и остальные успокаивали его, как могли.
Первые проблески дня и выпавшая роса стали лучшим лекарством для больного воображения. Мне почему-то было очень больно смотреть на свет, голова болела сильнее, чем с похмелья; но по крайней мере, я перестал видеть лемуров и слышать их завывания.
Солнце уже стояло высоко, когда солдат, ещё более измученный, чем я, собрался с силами, чтобы спросить у меня.
— Так что же это было?
— Листья, — сказал я. — Ты говорил, что лемуры всегда появляются осенью. Каждую осень ты принимался сжигать опавшие листья. Каждую осень тебе являлись лемуры. Я понял, что тут должна быть какая-то связь. Осень; сожжение листьев в твоём саду; дым от них; лемуры. Потом я понял. То корявое деревце, что растёт у тебя в самом углу. Такие в Риме не растут; и по всей Италии тоже. Думаю, его семена попали сюда с Востока; там-то растения, способные вызывать видения, не в диковинку. К примеру, в Эфиопии есть растение, настой из листьев которого вызывает видения такие ужасные, что под влиянием их человек совершает самоубийство: этот настой заставляют выпить тех, кого уличают в святотатстве. На берегах Инда, я слышал, встречается трава — если её жечь, дым вызывает помрачение рассудка и безумные видения. Но думаю, деревце в твоём саду сродни тому кусту, что произрастает на востоке Египта; это о нём говорится в легенде, которую я узнал от Бетесды.
— Какой ещё легенде? — спросила Бетесда.
— Ну, той, что ты слышала от своего отца — про его предка по имени Моисей, который однажды в пустыне повстречал горящий куст, и тот заговорил с ним. А листья твоего дерева, сосед, когда их жгут, не только говорят, но и заставляют видеть то, чего нет.
— Но почему тогда лемуры?
— Ты видел тех, кого боялся больше всего на свете — духи убитых тобою на войне, жаждущие мести.
— Но как же тогда мои рабы их тоже видели?
— Они видели то, что ты им говорил — под влиянием дыма. Ты же сам увидел горящий куст, как только я сказал про него, помнишь?
— Но этой ночью всё было как наяву. И в доме тоже. Раньше было только в саду…
— Может, потому, что раньше ты сжигал только по нескольку листьев с этого дерева за раз, и дым быстро уносило ветром; оттого и видения были слабее и являлись лишь тем, кто находился в саду. А вчера я заметил, что вокруг дерева совсем не осталось листьев. Должно быть, ты бросил в жаровню всё сразу; ночь выдалась безветренная, и дым наполнил сад и дом. У всех, кто надышался им, помрачился рассудок и начались видения. А когда мы выбрались на воздух и достаточно отдышались, всё прошло — как проходит бред, когда спадает жар.
— Значит, на самом деле никаких лемуров не было?
— Думаю, нет.
— И если я выкорчую это проклятущее дерево и выброшу в Тибр, лемуры больше не появятся?
— Ты перестанешь видеть их наяву, — сказал я и мысленно прибавил: «Хотя в кошмарах они наверняка будут являться тебе до конца дней твоих».
Позднее в тот день, когда сосед со своими рабами вернулся в свой дом, Бетесда сказала, прикладывая мокрое полотенце к моему пылающему лбу.
— Вот видишь, я была права.
— Как же права? — пробормотал я. Головная боль всё ещё накатывала по временам, и стоило закрыть глаза, как начинали мерещиться жуткие картины. — Ты же говорила, что Тита столкнули с балкона, и что сделала это его жена.
— Ну и что? Его заставили броситься балкона; а это всё равно, что столкнули. И заставила обыкновенная женщина, выдававшая себя за лемура. Так что я права.
— И ты сказала тогда, что раб нашего соседа лжёт, утверждая, будто видел лемуров вместе со своим господином. А ведь он говорил правду.
— Я говорила только, что мёртвые не могут ходить по земле, если только из их тел не сделали мумию по всем старинным правилам — и это так и есть. А про куст, говорящий из пламени, кто тебе рассказала? Как бы ты без меня догадался, в чём тут дело?
— Что верно, то верно, — согласился я, зная по опыту, что Бетесду не переспоришь.
— И вообще, какая глупость — верить, будто призраки мёртвых ходят среди живых.
— Не уверен, — пробормотал я.