Передо мной стоял молодой человек в изорванном плаще. Короткий чёрные волосы были все в крови, точно так же, как и шея — её словно перерубили надвое, а потом каким-то образом снова сложили вместе. С белого, как мел, испещрённого кроваво-красными вздутиями лица смотрели глубоко запавшие тёмные глаза. Когда же Фурия заговорила, её приятный мягкий голос прозвучал резким контрастом с её кошмарным обликом.
— Ты обо всём догадался.
— Да.
— Это ты приходил к нам сегодня утром?
— Да, я.
— Кто меня выдал? Ведь не Клето? — спросила она шёпотом, украдкой бросив взгляд назад, где оставался её телохранитель.
— Никто тебя не выдавал. Я обнаружил этот ход днём.
— Вот оно что. Ход. Мой брат велел вырыть его, когда началась война — чтобы в случае чего мы все могли бежать. Но когда это чудовище сделалось диктатором, бежать стало уже некуда.
— Твой брат действительно был противником Суллы?
— Нет. То есть мой брат не был опасен для Суллы; он не стал бы ничего предпринимать против него. Зато нашлись те, кто был рад оговорить его — просто для того, чтобы завладеть всем, что у него было.
— То есть, Фурия внесли в проскрипции ни за что?
— Его внесли в проскрипции из-за этой алчной твари! — вскричала она. Я покосился на Луция; к столь нелестному отзыву о своей давней доброй знакомой тот отнёсся на удивление смирно отнёсся.
— Но ты же поначалу преследовала лишь Тита…
— Только для того, чтобы Корнелия поняла, что ожидает её. Тит был ничтожество. Трус, слабый человек, из которого Корнелия вила верёвки. Спроси её сам. У него никогда не хватало духу слово ей поперёк сказать. Боялся её, как огня, и делал то, что она хотела — даже если она хотела погубить ни в чём неповинного человека. Это Корнелия уговорила своего расположенного к ней родственника Суллу внести имя моего брата в проскрипции — просто потому, что хотела прибрать к рукам наш дом. Она возомнила, что раз в нашем роду после смерти Фурия больше не останется мужчин, то это сойдёт ей с рук.
— Но теперь ты должна остановиться. Ты и так сделала достаточно.
— Нет!
— Жизнь за жизнь, — сказал я. — Жизнь Тита за жизнь Фурия.
— Нет! — вскричала она. — Не жизнь за жизнь — гибель за гибель! Разве смерть Тита вернула нам наш дом, наше достояние, наше доброе имя?
— А разве смерть Корнелии вернёт вас всё это? Фурия, уймись. Иначе рано или поздно тебя поймают. Ты сумела отомстить наполовину — так удовольствуйся же этим. Остальное оставь богам.
— Ты расскажешь ей? Про меня?
Я ответил не сразу.
— Скажи мне, Фурия — но только правду: ты столкнула Тита с балкона?
Она смотрела на меня прямо и непреклонно; тёмные глаза в лунном свете казались двумя осколками оникса.
— Тит сам бросился с балкона. Решил, что ему явился лемур моего брата, и не смог вынести чувства вины.
Я кивнул.
— Уходи. Уходите оба. Возвращайся домой, к своей матери, к своей племяннице и вдове своего брата. И не приходи сюда больше.
По лицу её заструились слёзы. Странное это было зрелище — плачущий лемур. Она окликнула раба; вдвоём они двинулись сквозь заросли и скоро исчезли в темноте.
К дому мы поднимались молча. Очень скоро Луций перестал стучать зубами от холода и начал сопеть и отдуваться. У самого дома я остановил его.
— О Фурии ни слова.
— Но как же…
— Скажем, что нашли лаз и караулили возле него; но никто не появился. Видимо, его отпугнуло наше появление. Если оно снова начнёт появляться, пусть выставит охрану или делает, что хочет.
— Но Корнелия же будет думать, что лемур — или кто он там — может вернуться в любой миг.
— Вот и пусть так и думает.
— По-твоему, Корнелия не заслуживает того, чтобы жить спокойно?
— По-моему, если Корнелия чего-то и заслуживает, то только той участи, которую уготовила ей Фурия. Скажи мне, ты знал, что она просто-напросто уговорила своего родственника Суллу вписать Фурия в проскрипции — потому что её приглянулся его дом?
Луций прикусил губу.
— Я… В общем, я догадывался. Но ведь не одна же она такая. Так все делали — те, кто со связями.
— Нет, не все. Ты же не делал.
Он застенчиво улыбнулся.
— Верно. Но ведь Корнелия не заплатит тебе полностью из-за того, что ты никого не поймал.
— Пускай.
— Я возмещу тебе разницу, — решительно сказал Луций.
Я положил руку ему на плечо.
— Кого встретишь реже, чем верблюда в Галлии? — Он недоумённо наморщил лоб, и я расхохотался. — Честного человека в Риме, вот кого!
— Но как ты догадался?
— Я говорил тебе, что побывал сегодня утром на Целии. Не сказал только, что разговорился с рабыней из дома напротив. От неё я узнал много любопытного. К примеру, что маленькая дочь Фурия ничего не взяла от матери, зато вылитая тётя — сестра своего отца. А это значило, что Фурия очень похожа на брата, и вполне сойдёт за него в молодости, стоит ей лишь остричь волосы и одеться по-мужски.
— Но этот её ужасный вид…
— Ну, это уже проще. Когда вдова Фурия вышла из дому и отправилась рынок, я пошёл за ней — посмотреть, что она будет покупать. Она купила среди всего прочего бутыль телячьей крови и ягоды можжевельника — дала их нести дочке.
— Ягоды?