Дом, забытый временем

Шел дождь. Торжественно-печальная процессия автомобилей проследовала на кладбище. Гроб установили внутри бетонной будки — эти сооружения кладбищенские власти придумали для того, чтобы сделать проводы в мир иной максимально комфортными для провожающих. Будка была выкрашена в травянисто-зеленый цвет, внутри пахло сыростью и затхлостью. Скорбящие, частью друзья Байрона, частью враги, выстроились рядами позади двух стульев, стоящих у гроба. На одном из стульев сидела Элизабет, на другом — Мэтью Пирсон. Друзья и враги у Байрона имелись, что же касается родных, то, кроме дочери, у него было лишь несколько кузенов, которые жили так далеко, что их прибытие на похороны даже не рассматривалось.

Элизабет молча слушала банальные слова священника. Она не знала про существование бетонной будки, думала, что будет стоять под трепещущим на ветру тентом. Ей бы хотелось и вовсе стоять под дождем, чувствовать его на своем лице. В дожде есть поэзия, он приносит умиротворение и покой. В бетонной будке — только безразличие и смерть.

— Прах к праху…

Нет, только не прах. Мой отец никогда не станет прахом. Он станет ветром. Проезжая по ночным холмам, вы услышите его голос. Он будет говорить с вами сквозь открытые окна автомобилей, он расскажет вам множество удивительных историй. Он станет ветром, мой отец!

Священник протянул ей цветок — конечно же, хризантему. Она поднялась и бережно положила цветок на гроб. «Вот тебе колокольчик, отец. Я сорвала его на лугу, к югу от города. Сорвала, потому что он напомнил мне твои глаза — нежные, глубокие, понимающие — глаза, которые я никогда больше не увижу…»

Мэтью стоял рядом с ней.

— Элизабет, милая, ты в порядке?

— Да. — Она смотрела ему в лицо. — Твои глаза тоже похожи на колокольчики.

Он взял ее за руку.

— Пошли, Элизабет. Нам пора.

Притихший Дом Дикенсонов дремал под дождем. Байрон и Элизабет некоторое время назад уволили всех слуг, только дважды в неделю приходила уборщица. Мэтью помог Элизабет выйти из машины и проводил до порога.

— Для меня невыносимо оставлять тебя сегодня, — сказал он, — но по отношению к компании было бы нечестно пропустить аукцион Шварца и Берхарда.

— Почему же ты не отправишь кого-нибудь вместо тебя?

— Потому что нельзя рисковать. У компании не так много денег, а купить надо именно то, что необходимо. Не грусти, это всего на два дня.

— Два дня… Как два столетия. — Она изо всех сил постаралась изобразить храбрую улыбку. — Ну что ж, надо так надо… поезжай.

— Вот что мы сделаем. Я попрошу миссис Бартон прийти и побыть с тобой, хотя сегодня не ее день. Но…

— Ничего подобного ты не сделаешь! Если я захочу послушать банальности, то включу телевизор. Уезжай скорее. Я же не маленькая девочка.

— Ну, хорошо. Я остановлюсь в отеле «Уилтон». Если что, сразу звони. — И он поцеловал ее на прощание.

— Пока, — тихо сказала Элизабет.

Беда в том, что на самом деле она была маленькая девочка.

Проводив взглядом машину, она вошла в дом, сняла шляпу и пальто. Не глядя по сторонам, прошла в гостиную и поднялась по лестнице в свою комнату. Окна были открыты, и занавески промокли от дождя. Небольшой относительно современный письменный стол, за которым она писала стихи и в ящике которого их прятала, стоял возле антикварной кровати, по возрасту превосходившей дом. На подушке лежала открытая книга — она тоже была старше, чем дом: «Сонеты» Элизабет Баррет Браунинг. Элизабет села на кровать, взяла книгу и прикоснулась к поблекшим буквам… «Как когда-то Электра урну с прахом, подняла я торжественное сердце и к ногам твоим высыпала пепел. Этой скорби во мне сейчас так много — посмотри, как пылают эти угли, красный цвет пробивается сквозь серый»[3].

Наконец-то Элизабет смогла заплакать. Она лежала на кровати поверх шелкового покрывала. Свет дня плавно перетек в сумерки, и вот уже в комнату на цыпочках вошла ночь. Около полуночи дождь прекратился, взошли звезды. Лежа на спине, Элизабет видела их в оконном проеме. Сосчитала драгоценные камни в поясе Ориона, провела взглядом по хвосту Малого Пса, ощутила туманную магию Волос Вероники. И наконец заснула.

Ответы на свои вопросы она нашла в теплом сиянии раннего солнца, в сладком дуновении утреннего ветра, и выбросила вчерашний день из головы. «Встав из утренней постели, я пойду навстречу дню. Я пойду туда, где город ветром солнечным омыт. Брызги солнца колют кожу, будоражат и манят. Мрак и прах для тех, кто верит в миф о смерти. Смерти нет».

Она шла по аллее в тени кленов, чьи кроны пели чудесные песни, шелестя на ветру. На станции она села на электричку в девять сорок пять, в городе оказалась чуть позже полудня и решила пока не ехать в отель «Уилтон». Она отправится туда позже, когда Мэтью вернется с аукциона. Это гораздо лучше, чем сидеть и ждать его в пустом номере, как перепуганная маленькая девочка. Тем более что она хорошо знает город, не так ли? О да, спасибо, вполне хорошо.