Дом, забытый временем

К тому времени Бенджамину-младшему исполнилось девять, а маленькой Непорочности – восемь. Супруга моя стала зрелой, прекрасной женщиной тридцати двух лет. В Искренности я построил Белый дом, и мы вчетвером перебрались туда. Обжившись на новом месте, я собрал кабинет министров и назначил над ними главного; затем выбрал советника, Служи-Утешением Мидоуса. Вместе мы занялись работой: создали законодательство, учредили судебную систему, чтобы наше молодое и цветущее общество не взорвало себя, как землекоп, собственной же миной[9]. Упростили неуклюжую денежную систему и установили налоги, необходимые для пополнения нового федерального бюджета. Я отпустил бороду и был рад этому, ибо она придавала мне вид достойного мужа, как того и требовало новое положение. Я даже сделался чуток похож на Авраама Линкольна.

Бенджамину-младшему нравилось жить в Белом доме, как и маленькой Непорочности. Что до моей супруги, то она это место просто обожала. Я вовсе не пытался воссоздать оригинал образца Соединенных Штатов на пороге Третьей мировой, и все же поразительное сходство имело место быть, как имело оно место быть и между моим дивным новым миром и существовавшей в конце XX века на территории США цивилизацией, еще до войны и междувластия. Впрочем, как я упоминал прежде в мемуарах, на то и был расчет. Опять-таки, вы ошибаетесь: высовываться я не собирался. Да, изобрел электричество и бензиновый двигатель, а еще – порох. Но оставалась одна форма пороха, которую я не изобрел и изобретать не собирался. Атомная энергия. У моего дивного нового мира не было Ахиллесовой пяты.

Долгое время меня волновал один вопрос – мода. Женщины по-прежнему одевались как до технической революции, да и мужчины – тоже. Прежде я ничего не мог поделать с этой упрямой приверженностью прошлому. Теперь же руки у меня были развязаны.

– Непорочность,– обратился я в один прекрасный день к супруге,– сними уже этот свой дурацкий чепец и сделай что-нибудь с волосами!

Сперва она, конечно, опешила, но потом я объяснил: у первой леди Совершенства есть моральный долг – показать пример. И тогда женушка проявила рвение, да такое, что мне пришлось даже поумерить ее пыл, отклонить некоторые из идей, а прочие подкорректировать. Изменения, сказал я, должны происходить постепенно. Сперва нужно избавиться от чепца-маски и накрутить на голове что-нибудь консервативное. Затем чуть-чуть подправить платье-вигвам. .. ну, и так далее.

– Ты будешь исподволь менять женскую моду, а я – мужскую.

Мы просто не могли просчитаться. О, попались твердолобые упрямцы, не желавшие расставаться с традицией,– без таких не обходится. Зато подавляющее большинство подражало нам, как шимпанзе. Чепцы пропали. Как и сюртуки длиной по колено. С рынка исчезли платья-вигвамы, а в конце концов – и подъюбники-коврики. Люди, наконец, приобрели человеческий вид, производство одежды переживало бум. По иронии судьбы, Мужайся Димити выиграл больше остальных: расширил производство в сторону мужских нарядов и практически за ночь стал миллионером. Но я не огорчался: богатеть – так всем и каждому. Раздражало другое: вскоре старина Мужайся переключился на спиртовую промышленность и наводнил мой дивный новый мир дешевым виски. Некоторым людям всегда мало, и неважно, сколько они заработали.

На других фронтах дела шли гладко. Моя неофициальная деятельность окупалась сторицей, рейтинг рос. Когда закончился первый президентский срок, меня переизбрали – борьба вышла чисто символической,– и мой дивный новый мир сделал очередной гигантский шаг навстречу тысячелетию эволюции.

Воистину тысячелетию! Порой, оглядываясь назад, вспоминая свои надежды и ожидания, я с трудом сдерживаю смех.

А порой – слезы.

Мне следовало насторожиться, еще когда человек пуританского склада характера вроде Мужайся Димити в погоне за легкой наживой познакомил мой мир с зеленым змием: Совершенство перестало быть таким уж совершенным. А еще преступления на материке давно вышли за рамки мелких нарушений, тюрьма в Праведности, единственная во всем мире, переполнилась, а волна преступности все росла. Но я и в ус не дул, даже когда узаконили бракоразводный процесс. Даже когда на сцене появилась детская преступность. Спуститься с небес на землю и столкнуться лицом к лицу с реальностью заставило мздоимство в собственном кабмине. Я бы и его прохлопал, если бы виновником оказался кто-то другой, а не министр по вопросам здравоохранения и образования, сам Возвысься Смит. Оператор строительной компании подмазал старика, дав ему на лапу двести тысяч кредитов, чтобы тот заключил контракт на постройку четырех новых технических вузов – причем за сумму, намного превышающую реальную стоимость контракта. Когда мне сообщили эту новость, я не сразу поверил.

Что ж, скандал пришлось замять. Кумовство так кумовство – по полной программе. Но Возвысься я устроил головомойку, и лишь тогда, наверное, впервые осознал факт, что мой дивный новый мир болен. Старик не прятал взгляда и не показал раскаяния. Напротив, смотрел на меня невинными глазами, а уходя, лукаво подмигнул.