Дом, забытый временем

Оказавшись на противоположном берегу, Мортби довольно быстро отыскал следы Софии: они смешивались со следами копыт, ведущими в лес, а местами – и с его собственными. Мортби уже собирался войти в чащу, как раздался крик.

Это был вопль чистейшего ужаса, и Мортби, которого на мгновение даже парализовало, устремился на него. Крик раздался снова – на этот раз дальше,– а после застучали копыта. Затем послышался громкий всплеск. И наступила оглушительная тишина.

Мортби бежал через лес в кричащей тишине, с фотонным пистолетом наизготовку. По лицу хлестали ветки, за ноги и за руки цеплялась лоза, корни так и норовили утянуть за ногу. Но Мортби не обращал на это внимания. В ушах по-прежнему звучал стук копыт, и разум, вытесняя тревожные мысли о судьбе Софии, рисовал образ Телистав- вы, составленный по рассказам жителей равнины: чешуйчатые плечи и серый торс, мохнатые бедра и щетинистые жилистые лодыжки, оканчивающиеся раздвоенными копытами. Мортби мысленно видел треугольное лицо с зелеными глазами и кроваво-красными губами, витые рога на белом челе, прямые черные волосы и остроконечные уши. Антрополог в нем восхищался, но пуританин испытывал отвращение.

Наконец Мортби выбежал из леса и оказался на травянистом берегу небольшого, ярко-голубого озера. На отмели густо рос тростник, у самой кромки воды – зеленая-зеленая и пышная трава. В мягкой земле у берега Мортби заметил следы Софии; в одном месте они смешивались с отпечатками копыт, которые дальше тянулись уже в одиночестве. Там, где следы сандалий обрывались, вода была взбаламучена, однако самой Софии нигде не было видно.

Мортби разделся до трусов, спрятал пистолет в ботинок и нырнул, раздвигая тростник. Вынырнув, снова скользнул под воду, однако на илистом дне ничего и никого не заметил. Отплыв подальше от берега, еще раз скользнул под воду: здесь было чище и лучше видно, однако все равно никакого тела на дне Мортби не обнаружил. Тогда он сдался и поплыл обратно к берегу. Рациональный по своей природе, он решил, что к этому времени София должна была утонуть, и поэтому нечего тратить силы впустую.

Уловив какое-то движение на противоположном берегу, Мортби поднял взгляд – прямо на него смотрел человек- козел. Он был по пояс скрыт кустами, но видимая часть тела в точности соответствовала описанию Телиставвы. Живой, сатир впечатлял куда сильнее, нежели мысленный образ, и Мортби невольно ахнул. Еще никогда он видел таких ярко-зеленых глаз и таких ярко-красных губ. Чешуйчатые плечи и руки вызывали омерзение. От вида серого торса тошнило. Загнутые рога вызывали одни лишь дурные ассоциации.

Позднее Мортби даже не мог вспомнить, сколько они так простояли, глядя друг другу в глаза, но вот Телиставва повернулся и исчез в чаще. Мортби запомнил лишь выражение насмешки в зеленых глазах, да собственное отвращение, которому неприятно удивился. Стук удаляющихся копыт возвестил о том, что Мортби остался на берегу один, и вот, когда стук смолк, повисла полная тишина.

К тому времени, как Мортби возвратился в лагерь, солнце уже опустилось за горизонт, а небо приобрело тот самый ярко-синий оттенок, что предшествует наступлению темноты в умеренных зонах Денеба-12. Мортби собрал

группу в общественном центре и коротко доложил о произошедшем. Анита побледнела; на лице у Жюн отразилась смесь страха и восхищения. Утонченное лицо Саммертона стало мрачнее тучи.

– Должно быть, она утонула, спасаясь от этого существа,– сказал он. – Правда, странно, что ты не нашел тела.

– Поищем завтра. Жаль, не прихватили акваланг.

– Слушайте!– внезапно призвала Анита.

Звук, поначалу слабый, постепенно сделался отчетливей и громче – это пела свою грустную песню флейта. Группа вышла под синее-синее сумеречное небо и вслушалась в траурное звучание, что долетало до них поверх застывших, точно статуи, деревьев,– такое необъяснимо знакомое и в то же время мучительно неузнаваемое. Вот на мгновение мелодия зазвучала еще громче и пошла на спад, пока наконец совсем не умолкла.

Повисла долгая и пустая тишина.

– Флейта Пана,– произнес наконец Саммертон. – Сиринга.

Мортби кивнул: Телиставва – как и его давно почивший земной родственник – был музыкантом. Мелькнувшая в голове ниточка мысли порвалась, стоило ухватиться за нее чересчур живо: что-то связанное с озером, камышом, смехом Телиставвы и его игрой на флейте... Но мысль ушла, и Мортби, как ни старался, вспомнить не мог.

– Я бы выпила,– внезапно сказала Жюн. – Как насчет вас, народ?

– Рюмку, не больше,– ответил Саммертон. – Потом я иду спать.

– На ночь выставим караул,– решил Мортби.

Саммертон кивнул:

– Хорошо. Первая вахта – твоя. Беготня по лесу вымотала меня, нужно отдохнуть. Ноги болят – сил нет.

Мортби нахмурился. Рейнман вчера, перед тем как исчезнуть, тоже жаловался на боль в ногах. Есть ли тут связь? Мортби поспешно прогнал мысль: придавать значение столь распространенному среди людей недугу – верх глупости.

– Разбужу тебя примерно в час,– сказал он Саммертону.

Жюн тем временем смешала ему напиток.

– Будем,– сказал Мортби, поднося к губам прозрачную питьевую емкость.