Дом, забытый временем

Жюн задумчиво отпила из своей.

– У меня такое чувство,– сказала она,– что ты не все нам рассказал. Что ты видел у озера?

– Даже если и видел, то не запомнил. Насколько я могу судить, София бросилась в озеро и утонула.

– Она была отличной пловчихой. Могла запросто переплыть озеро и присоединиться к Телиставве на том берегу. Ты ведь не знаешь наверняка, правда?

–Нет знаю! Если бы ты видела Телиставву в лицо, то поняла бы, что ошибаешься.

Жюн взболтала содержимое емкости.

– Ну, не знаю... По-моему, он даже симпатичный.

Мортби посмотрел на нее с отвращением. В этот момент Саммертон с Анитой вышли на улицу, и палатка осталась в полном распоряжении Мортби и Жюн. Наконец он сказал:

– По-моему, ты перегибаешь палку.

– Правда? Вряд ли. Сатиры всегда казались мне интригующими. Я бы не стала убегать.

Глядя на улыбку, что играла на тонких и в то же время чувственных губах Жюн, можно было подумать, что она шутит. Впрочем, Мортби так не казалось.

– Ты поэтому вызвалась добровольцем в экспедицию?– спросил он.

– Отчасти. Еще из-за тебя. Уверена, ты об этом догадался.

– Ты довольно красноречиво дала мне это понять. Но почему тебя влечет ко мне?

Жюн отпила еще глоточек.

– Не знаю. Может, из-за того, как ты порой улыбаешься, а может, из-за того, что носишь волосы на пробор. Разве можно знать, за что нравится человек? Думаю, если ты изгонишь своего пуританина, то с тобой будет очень даже весело.

–А может, и в тебе сидит пуританка?– парировал Мортби. – Почему ты до сих пор не замужем? Тебе самое меньшее двадцать шесть, и, я уверен, в женихах отбоя не было.

– Мне двадцать семь, и женихов была туча. Однако я уже сказала, чего ждала – тебя. Подсознательно ждала, с тех пор как исполнилось семнадцать. Правда, пуританина я не заказывала. Почему бы тебе не избавиться от него раз и навсегда?

– И выпустить сатира?

Жюн неожиданно покраснела:

– Я вовсе не это имела в виду.

– Правда? Но если я изгоню пуританина, кто тогда сдержит сатира?

– Я... я не знаю. – Она резко отставила напиток. – Пойду спать. Голова разболелась. Спокойной ночи.

– Спокойной,– тихо ответил Мортби.

Когда она ушла, Мортби вышел на улицу и посмотрел на небо. Ночь выдалась теплой, но в воздухе не было дымки: звезды светили ярко и четко. Бледные верхушки крон тихо вздыхали на слабом ветру. Мортби опустил взгляд. В палатке у Аниты все еще горел свет, а у Саммертона в жилище было темно. Когда Мортби взглянул на палатку Жюн, свет в ней только-только погас; он представил, как Жюн забирается в надушенную постель в одном неглиже – тонком и прозрачном, словно дымка. Мысленно он вернулся к ее парадоксальному поведению: отчего термин сатир так привлекал ее в буквальном смысле и отвращал в фигуральном?

Впрочем, голову Мортби над этой загадкой ломал недолго, потому как мысли его уже занял Телиставва. Было ли это существо простым сатиром или же Паном, богом стад, полей и лесов, что исполняет грустные мелодии на сделанной собственноручно флейте? Возможно, оно было и тем, и тем. Как бы там ни было, занимал Мортби именно Телиставва, не Жюн. Пуританин в Мортби освободил ученого и остался стеречь сатира, что томился в подземелье; так и должно быть, так того хотел сам Мортби, и так оно и будет – рассуждать тут не о чем.

В половине второго он вошел в палатку к Саммертону и зажег свет. Саммертон сел на койке и поморгал. Лоб у него блестел от испарины.

– Время заступать на вахту,– сказал Мортби. – Вид у тебя какой-то нездоровый. Все хорошо?

Саммертон прижал ладони ко лбу.

– Голова болит,– пробормотал он. – Иди ложись. За меня не беспокойся.

Мортби отправился к себе, а когда встал утром, Саммертон уже пропал.

Новость принесла Анита. Едва она вошла в палатку к Мортби, как он уже все понял по ее взгляду, а потому, когда она сбивчиво принялась рассказывать, в чем дело, это не стало для него сюрпризом. Мортби перебил Аниту на полуслове и принялся спешно одеваться. Потом отправился в палатку Саммертона.

На месте их ждала Жюн. Трава у палатки была примята, но ничего необычного в этом Мортби не увидел. Внутри царил полный порядок: одежда висела, аккуратно сложенная, на спинке стула у койки. Под койкой стояли ботинки. Саммертон либо не потрудился одеться после того, как Мортби его разбудил, либо позже вернулся и разделся. Как бы там ни было, лагерь он покинул, как и Рейнман, в одном исподнем.

Чем дольше Мортби размышлял над этим делом, тем меньше верил в то, что Рейнман – а теперь и Саммертон – ушли со стоянки добровольно. Он склонялся к версии, что это Телиставва неким образом похитил двух мужчин. Зачем? Если принять за версию – сомнительную, хотя,– что Рейнмана он увлек в лес, чтобы выманить потом Софию, то не проще ли было сразу выкрасть Софию?