Дом, забытый временем

Очнулся он в темном переулке. Пахло канализационным газом. Бумажник пропал – вместе с гипнопистолетом и часами. В голове пульсировала боль. Полежав еще немного, Саймон встал на ноги и вышел на улицу. Попытался вдохнуть глубже, и в груди забулькало. Ноги едва держали. Брюки отчего-то сделались велики, и он постоянно наступал на штанины. Минула вечность, прежде чем он наконец достиг городских шлюзов, и еще одна – прежде чем он наконец оказался на борту кеча.

Не медля ни минуты, он стартовал и настроил компенсатор пространственно-временного нексуса на конечную точку своего путешествия. Если немножечко повезет, то он еще утрет нос времени. Если чуточку повезет, то он, изменив один-единственный момент, перекроит всю свою жизнь. «Уйди!– скажет он Кристоферу Старку. – Закидывай невод в других водах, где безопаснее!» Однако сейчас он устал, сейчас ему нужен сон.

Пройдя в маленькую каюту, Саймон рухнул на койку. Проснулся, когда кеч задрожал, сбрасывая транссветовую скорость.

– Присцилла,– пробормотал он, не открывая глаз, и потянулся к ее возлюбленному телу. Однако пальцы сомкнулись на скомканных простынях, и только сейчас внезапно снизошло осознание: Присцилла мертва, и это он убил ее. Саймона пронзила невыносимая боль. Он вскочил и принялся рыться в своих пожитках, ища некий знак, некий символ, который подтвердил бы, что она еще жива; он искал некий след ее, который отогнал бы тень смерти в темный угол. И наконец нашел – маленькая гипнокамера, в которой все еще осталась непроявленная пленка. Возбужденный, словно маленький мальчик, он достал набор для проявления и печати, как маленький ребенок уселся с ним посреди каюты и принялся играть. Фотография получилась идеальная. Присцилла на ней была такая красивая, что захотелось плакать. Саймон расцеловал ее изображение, а после написал на изнанке снимка имя и адрес: «Присцилла Петрова. Европа, Мильтония».

Внезапно раздался сигнал, и Саймон, спрятав фотографию в карман, побежал в рубку, проверить, в чем дело. Сработал поплавок: к катамарану приближался косяк рыб. Пора было надевать скафандр. Скорректировав курс и задав скорость чуть ниже средней скорости метеора, Саймон поспешил в трюм. Откуда эта слабость? Руки и ноги отчего- то сделались тощими. Кисти атрофировались и напоминали сморщенные когти. Из густеющего леса памяти пробилась мысль и пронеслась по туманной опушке разума: «.. .ускорится клеточный распад, к которому присовокупится быстрый синаптический износ...» Саймон мотнул головой. Бессмыслица какая-то. Из шкафа он достал один из скафандров и кое-как залез в него. Куда же подевалась сеть? Неважно, он и без нее ухватит рыбешку.

– Ради тебя, Присцилла,– прошептал он. – Ради тебя,– повторил и, открыв люк, шагнул за борт.

У кеча нет внешней палубы, и ботинки у скафандра не снабжены магнитами. Кеч – не катамаран, никогда им не был и никогда не станет.

И так Саймон Питерс, он же Кристофер Старк, в порыве импульсивности вылетел за пределы гравитационного поля корабля навстречу архипелагу Альфы Центавра, где, по наивности, надеялся распустить один-единственный стежок во вселенском полотне времени. И пока он падал, Смерть протянула руку и коснулась его.

– Нет,– отстранился Саймон,– не сейчас... Я еще не знаю, кто я.

У его ног горел красно-золотым бильярдный шар Альфы Центавра. Под локтем вращалась бледная планета. Стало холодно, и холод этот разрастался изнутри, а вместе с ним рос и Кристофер Старк. Красно-золотое солнце погасло, потускнела и бледная планета. В ушах звучали шепотки необъятных просторов. Он посмотрел на мироздание глазами-сверхновыми и глубоко вдохнул бездонную тьму ночи.

Осталось еще время забросить невод. Зашуршали мириады звезд макрокосмической сети, когда он развернул ее, и туго натянулись звездные жилы великанских рук. Замах – он выгнул плечи. Медленно развернулся, рука пошла вверх, рука из звезд – гигантов и карликов, из пылинок, которые микронарод зовет планетами. Рука из звезд вздымается, раскручивая звездный невод, зашвыривает его, опускает. Звезды, подумал он, звезды – мои гены, хромосомы, корпускулы, моя сила, жизнь, упадок и гибель. Звезды белые и синие, красные, пылающие желтые – это все я; я – это все. Я, Кристофер Старк – бесконечность, скопления и космические бури, туманности и плеяды, и островные Вселенные. Я – звезды и космос, я – звездный рыбак в сиянии молодости. .. И он взмахнул огромной сияющей рукой, забросил невод...

И сам угодил в него.

СТЕКЛЯННЫЕ ДОМА

Она стоит у окна и ждет меня. Она стоит у окна каждую ночь, когда я дежурю. Она не хуже меня знает участок, который я патрулирую: точно знает, в какой момент я появлюсь из-за изгиба силового поля. Мы виртуальные любовники, которым противостоит время и электронное колдовство.

В свете фонарей, натыканных армией вокруг Временной Колонии, мы видим друг друга как при свете дня. Она улыбается мне, и я не могу отвести от нее глаз, такой близкой за незримым барьером. Марианна.