Сатир был на пару голов ниже Брайс. Иссохшее, скрюченное тело. Сатиры различались по породам. На поле сражений Ханту встречались настоящие быки, разрывавшие противника пополам. И на арене Сандриелы – тоже, где противником был он сам. Узкие, похожие на козьи, зрачки сатира мигом расширились.
Страх. И не перед ангелом. Хант не понимал, откуда он это понял.
Брайс погрузила пальцы в свинцовую миску с розовой солью, взяла несколько крупинок и уронила обратно. Они упали с едва слышимым стуком.
– Мне нужна обсидиановая соль, – сказала она.
Сатир заерзал на месте, застучал копытами, нервно потирая волосатую шею:
– Такой не торгую.
– Да ну? – улыбнулась Брайс.
Она прошла к другой миске, запустив палец в черную соль мельчайшего помола:
– Обсидиановая соль высшего сорта, без примесей. Семь фунтов и семь унций. Прямо сейчас.
У сатира дернулся кадык.
– Это противозаконно.
– Ты цитируешь девиз Мясного Рынка или пытаешься убедить меня, что именно такой соли у тебя нет?
Хант цепко оглядывал помещение. Белая соль предназначалась для очищения, розовая – для защиты, серая – для заклинаний, красная… Черт, он забыл ее назначение. Но обсидиановая… Он мысленно выругался.
Не один век он учился владеть своим лицом, скрывая все эмоции, включая шок. Черные соли использовались для вызывания демонов напрямую – минуя Северный Разлом, а также для разных темных заклинаний. Но соль еще чернее, нежели черная, обсидиановая… С ее помощью можно было вызвать какую-то очень крупную тварь.
Хел был отделен от их мира пространством и временем, однако оставались пути через двойные запечатанные порталы на северном и южном полюсах – Северный и Южный Разломы. Кроме того, пути возникали стараниями идиотов, пытающихся вызывать демонов с помощью магических солей.
Хант всегда считал возню с солями опасным занятиям. Хорошо еще, что соли позволяли за один сеанс вызвать только одного демона. Но если все пойдет наперекосяк, вызывающий мог погибнуть, а вызванный им демон – застрять на Мидгарде. Голодный.
Именно по этой причине в их мире и существовали разные мерзкие твари. Большинство удалось истребить, когда закончились древние войны между мирами, но кто-то из демонов уцелел. И даже дал потомство в результате насильственного размножения.
Плодом таких жутких союзов являлись демонаки. Нынешние, обитавшие в городе, были слабым подобием чистопородных демонов Хела. Многие вели жизнь изгоев, хотя не имели никакой вины, кроме генетических мутаций. Они ничего не разрушали, наоборот, – усердным трудом пытались интегрироваться в Республику. Но чистокровный демон, явившийся прямо из Хела, мог взбудоражить целый город. Не один век Хант их выслеживал и уничтожал.
Должно быть, этот сатир – крупный воротила, если осмеливается торговать обсидиановой солью.
Брайс шагнула к сатиру. Тот попятился. Ее янтарные глаза светились хищным любопытством. Это уж точно из фэйской наследственности. Ничего общего с «принцессой сборищ» или девицей, озабоченной своими ногтями.
Хант напрягся. Неужели она настолько глупа? Хочет ему показать, что способна с легкостью купить соль для вызова демона, убившего Данику и Терциана-младшего? Еще один аргумент в пользу ее потенциальной вины. Хант сделал мысленную пометку.
– Я могла бы позвонить твоей королеве, – сказала Брайс и небрежно повела плечом. – Тогда посмотрим, как она к этому отнесется.
– У тебя… у тебя не тот ранг, чтобы ее вызывать.
– Верно. Не тот, – согласилась Брайс. – Но могу побиться об заклад: если я спущусь на главный этаж и начну звать Королеву Змей, она обязательно выползет из ямы, где у вас идут поединки, и полюбопытствует, кто и зачем поднял шум.
Пылающий Солас, неужели она всерьез?
На лбу сатира проступил пот.
– Обсидиан слишком опасен. Совесть не позволяет мне его продавать.
– А где была твоя совесть, когда ты продавал обсидиановую соль Филипу Бриггсу для его бомб? – вкрадчиво спросила Брайс.
Хант замер. Бледность сатира стала мертвенной. Он посмотрел на ангела, заметил татуировку на лбу и доспехи:
– Я не знаю, о чем ты говоришь. Я… меня допрашивали и признали невиновным. Я никогда ничего не продавал Бриггсу.
– Уверена, он заплатил тебе наличными, чтобы скрыть прохождение денег, – зевая, сказала Брайс. – Послушай, я устала и проголодалась. Я совсем не настроена играть в эту игру. Назови цену, и я отправлюсь восвояси.
Козьи глаза сатира хищно сверкнули.
– Пятьдесят тысяч золотых марок.
Брайс улыбнулась. Хант в очередной раз мысленно выругался.
– Моя начальница однажды выложила ровно такую сумму. Хочешь знать на что? Полюбоваться, как стая гончих Хела рвет сатира в клочья. По ее мнению, это были лучшие минуты ее несчастной жизни.
– Сорок пять.
– Не трать мое время на глупые предложения.
– Ниже тридцати не отдам. Это за столько-то соли!
– Десять.