Дома моей души

Васька теперь понял, что такое сахар, а то говорили, сладко, сладко. А теперь Васька точно понял, что такое сладко, так как халва пролетала внутрь, а вкус оставался, во рту стало так сладко и липко, что язык перестал шевелиться и залип на месте.

Когда Васька почувствовал, что он в первый раз в жизни наелся до отвала, да еще халвы, он понял, что и околел он тоже сильно. А шапка была все еще занята халвой.

Васька припустил домой, но ноги задеревянели и бежали не так шибко, как утром. Да бежать – то не так уж и далеко.

Он с разбега уперся в дверь. Но дверь не открылась. Васька удивился, она у них редко закрывалась на засов. Он дергал ее со всей силы, но она не поддавалась. Васька колотил в нее руками, но он так окоченел, что вместо стука получалось мышиное царапанье. А потом он понял, тетка не откроет, ведь она грозилась ему прошлый раз не открыть, да брат Борька потихоньку пустил его, за что тетка поддала ему затрещину заодно с ним, Васькой.

Но Васька знал, что сегодня такой особенный день, что он обязательно что – нибудь должен придумать.

Он огляделся вокруг, уже темнело, но откуда – то прорвался единственный лучик солнца и посветил ему, Ваське, дорогу.

–Ура ! – Васька совсем закоченел, и рот у него слипся напрочь от халвы и от холода. И ура у него пропищало где – то в брюхе, но он уже лез по лесенке на чердак, вот и последняя ступенька, вот и сено, перестало дуть, стали гореть уши, но ноги были еще ледяными и не сгибались.

А-а-а-ю-ю-ю, Васька слушал истошные крики тетки, решившей-таки пустить его в дом, ноги его от холода и страха перестали совсем слушаться, но на его счастье стемнело, и тетка ушла в дом.

Васька обматывал ноги сеном, тер их посиневшими руками и дрожал. Дрожь стала пробивать его всего, и тут он вспомнил, что они с братьями спрятали здесь коробок со спичками. Спичек было много, может семь, или три, или десять.

Васька не умел считать, но знал, что спички очень полезная вещь. Когда в прошлый раз сосед привез сено, закинул его на чердак и сел внизу на лесенке закурить, тетка позвала его и он ушел. а коробок остался на перекладине. Васька сразу его увидел, тогда было лето, тепло, и старший, Колька , сказал, что дядька, наверное, забыл про них, а спички – вещь нужная. Можно пойти осенью в поле, разжечь костер, напечь картошки и наесться до отвала.

Васька потянулся, подпрыгнул на своих одеревеневших ногах и ухватил – таки спички со стрехи.

Он расчистил площадку от сена, потом сложил из этого сена костерок и подпалил его. Здорово! Спичка с треском загорелась и чуть не выпала из Васькиных рук, но он удержал ее -таки и сунул внутрь сенца. Сено сначала зашуршало, а потом появился огонек. Васька добавил еще сенца, костерок уже ярко горел.

Васька был счастлив, он навалился над костерком, его руки уже совсем свободно шевелились, и Васька мог уже пальцами держать большую соломину и мешать ею свой костерок.

Рот Васьки тоже отогрелся, и тут он понял, что сильно хочет пить. Так пить Васька не хотел никогда. Он это знал точно. Вот есть так Васька хотел часто, а пить – первый раз.

Ноги стали отходить, их стало сильно щипать, слезы брызнули из Васькиных глаз от боли и от жажды.

Он взял соломинку и попытался смести с крыши иней, смекалка и тут не подвела его. Он стал лизать заиндевевшие сосульки. Он держал их над костерком, сосульки таяли, и Васька слизывал капли с них.

Кругом стало светло и тепло. Васька был доволен. Он подумал, что хорошие, видать, были у него мамка с папкой. Мамку он тоже не помнит, но знает, что мамки – добрые.

Мамка бы его пустила домой, и он, Васька, уже раздал бы всем по большому куску халвы, которые для них специально оставил и, наверное, она по такому случаю и кипятку бы вскипятила.

Васька согрелся, один язык был холодный и шершавый, он высунул язык и погрел его над костром, он сегодня так устал, что, сморился, едва нализавшись сосулек, и лег спать.

Ему было так тепло и хорошо на душе, что даже сквозь это тепло и дрему он не сразу заснул, а еще раз успел подумать про мамку Настю и папку Михайлу, а еще он поспит, и братья тоже узнают, какая она халва.

Васька не слышал шума и криков, он спал сладко и крепко.

Когда он проснулся, был уже день, и его сердечко забилось, попадет от тетки.

Но вдруг он увидел, кругом все чужое, только знакомый дядька улыбается:

–Ну, как халва?

–Липкая.

Назавтра их всех троих отправили в город, в детдом, Васька сначала испугался этого слова, но потом рассудил, что он нигде не пропадет.

А какая- то тетка сказала, что там им каждому дадут целые, не дырявые, штаны и валенки. Может, она и не соврала, думал Васька.

С тех пор прошло много лет, и знаменитый капитан парохода Василий Михайлович смотрел с улыбкой на своих детей, уплетающих халву. Но ни разу он не смог пересилить себя и попробовать хотя бы маленький кусочек.

Он только пил крепкий чай, чтобы заглушить в себе этот терпкий вкус сладкой халвы.

Глава 7

«Отец, отец! Ты слышишь? Или нет?»