Официант. Табльдот в половине седьмого, джентльмены. Что еще прикажете, сэр?
Сарториус. Больше ничего. Можете идти.
Официант уходит.
Кокэйн (сладким голосом). Долго вы думаете пробыть здесь, мисс Сарториус?
Бланш. Мы хотели побывать еще в Роландсэке. Вы не знаете, там так же красиво, как здесь?
Кокэйн. Гарри, дайте, пожалуйста, Бедекер.
Тренч достает путеводитель из кармана.
Благодарю вас. (Просматривает оглавление, ища Роланд-СЭК.)
Бланш. С сахаром, мистер Тренч?
Тренч. Благодарю вас.
Бланш подает ему чашку и на миг взглядывает на него с особенным выражением. Тренч быстро опускает глаза, с опаской косясь на Сарториуса, который в эту минуту занят своим бутербродом.
Кокэйн. Роландсэк, по-видимому, очаровательное место. (Читает.) «Один из самых живописных и любимых туристами уголков на Рейне. В его окрестностях, на лесистых склонах, спускающихся к реке, расположены многочисленные виллы и прекрасные сады, принадлежащие по большей части богатым нижнерейнским купцам».
Бланш. Что ж, как будто вполне культурное и благоустроенное место. Я за то, чтобы туда поехать.
Сарториус. Совсем как у нас в Сербитоне, дорогая.
Бланш. Да, совсем как у нас.
Кокэйн. У вас дача на Темзе? Как я вам завидую.
Сарториус. Нет, я просто снял там меблированную виллу на лето. Я живу на Бедфорд-сквер. Я член церковного совета, так что должен жить в своем приходе.
Бланш. Еще чашку, мистер Кокэйн?
Кокэйн. Нет, благодарю вас. (Сарториусу.) Вы, кажется, уже прогулялись по городу? Смотреть тут особенно нечего, кроме церкви святого Аполлинариса.
Сарториус (шокирован). Какой церкви?
Кокэйн. Святого Аполлинариса.
Сарториус. Странное название для церкви. Только за границей может быть такое.
Кокэйн. Ах, да, да, да... Это слабое место наших соседей. Вкус, вкус — вот чего им недостает! Но в данном случае их нельзя винить. Слабительная вода была названа по церкви, а не церковь по слабительной воде.
Сарториус (тоном судьи, который готов признать это смягчающим обстоятельством, но отнюдь не полным оправданием). Рад это слышать. Церковь чем-нибудь замечательна?
Кокэйн. В Бедекере она отмечена звездочкой.
Сарториус (почтительно). А! Тогда ее надо осмотреть.
Кокэйн (читает), «...воздвигнута в 1839 году архитектором Цвирнером, знаменитым строителем Кельнского собора, ныне покойным, на средства графа Фюрстенберг-Штаммгейма».
Сарториус (эти сведения производят на него сильное впечатление). Непременно надо ее осмотреть, мистер Кокэйн. Я понятия не имел, что строитель Кельнского собора жил так недавно.
Бланш. Довольно уже церквей, папа. Все они одинаковы и до смерти мне надоели.
Сарториус. Ну, дорогая, если ты считаешь это разумным — предпринять такое далекое и дорогое путешествие со специальной целью все осмотреть, а потом уехать, ничего не увидев...
Бланш. Только не сегодня, папа.
Сарториус. Дорогая, я хочу, чтобы ты все видела. Ведь это ради твоего образования...
Бланш (встает, сердито вздыхая). Ах, мое образование. Ну ладно, ладно. Придется уж, видно, довести его до конца. Вы пойдете, доктор Тренч? (С гримаской.) Я уверена, что эта церковь святого Иоганнеса доставит вам огромное удовольствие.
Кокэйн (смеется с нежным лукавством). Ах, прекрасно, прекрасно, очень остроумно! (Серьезным тоном.) Но знаете, мисс Сарториус, здесь и в самом деле есть церковь святого Иоганнеса, и даже не одна. Есть Аполлинариса, а есть и Иоганнеса.
Сарториус (сентенциозно, беря свой бинокль и направляясь к калитке). Многое, сказанное в шутку, оборачивается правдой, мистер Кокэйн.
Кокэйн (следуя за ним). Как это верно! Ах, как это верно!
Уходят вдвоем, погруженные в философическое раздумье. Бланш остается на месте. Она провожает их взглядом, пока они не скрываются из виду, затем поворачивается к Тренчу и глядит на него с загадочной улыбкой, в ответ на которую он ухмыляется смущенно и вместе с тем самодовольно.
Бланш. Ну! Добились все-таки своего.
Тренч. Да. То есть Кокэйн это сделал. Я вам говорил, что он уж как-нибудь устроит. Во многих отношениях он настоящий осел; но у него замечательный такт.