Такимъ образомъ день, возвышаясь и понижаясь въ температур и свт, постепенно склонялся къ вечеру, и опять золотыя волны струились на стн.
Три знаменитыхъ врача постоянно посщали маленькаго Павла. Они собирались внизу для совщаній и потомъ вс вмст всходили наверхъ. Тихо и спокойно было въ комнат больного. Павелъ не любопытствовалъ и не развдывалъ, о чемъ говорятъ эскулапы, но онъ наблюдалъ ихъ съ такимъ вниманіемъ и съ такимъ успхомъ, что даже хорошо изучилъ разницу въ бо ихъ карманныхъ часовъ. Весь интересъ его преимущественно обратился на доктора Паркера Пепса, который всегда сидлъ на стул подл его постели. Уже давно слышалъ Павелъ, какъ этотъ джентльменъ былъ съ его мамой, когда она держала въ объятіяхъ Флоренсу и умерла. Онъ не могъ забыть этого теперь. Онъ не боялся доктора Паркера Пепса и полюбилъ его.
Вс лица вокругъ Павла измнялись съ такою же непостижимою быстротою, какъ въ первый вечеръ y д-ра Блимбера. Только Флоренса никогда не измнялась. Флоренса всегда была Флоренсой. A то, что за минуту было д-ромъ Паркеромъ Пепсомъ, теперь принимало фигуру отца, который сидлъ въ глубокомъ молчаньи, облокотившись головою на свою руку. Старая м-съ Пипчинъ, дремавшая въ спокойныхъ креслахъ, часто превращалась въ миссъ Токсъ или въ тетушку Чиккъ. Для Павла это было все равно. Онъ даже съ нкоторымъ удовольствіемъ смыкалъ глаза, чтобы потомъ, открывъ ихъ опять, полюбоваться на новыя превращенія. Но эта фигура съ головою на своей рук, возвращалась такъ часто, оставалась такъ долго, сидла такъ тихо и торжественно, ничего не говоря, ни о чемъ не спрашивая, что Павелъ начиналъ сомнваться, дйствительно ли это была живая фигура. Разъ, увидвъ ее опять въ глубокую полночь, на своемъ обыкновенномъ мст, въ своей обыкновенной поз, онъ испугался.
— Флой! — сказалъ онъ, — что это такое?
— Гд, душенька?
— Да тамъ, на конц кровати.
— Тамъ ничего нтъ, кром папеньки!
Фигура приподняла голову, встала и пошла къ постели.
— Что, другъ? разв ты не узнаешь меня.
— Такъ, стало быть, это папа! — думалъ Павелъ, — неужели это онъ?
На лиц м-ра Домби ясно выразилось трепетное колебаніе, какъ будто онъ старался подавить болзненное чувство. Но прежде, чмъ Павелъ протянулъ руки, чтобы его обнять, фигура быстро отскочила отъ маленькой постели и вышла изъ дверей.
Павелъ взглянулъ на Флоренсу съ трепещущимъ сердцемъ, не понимая, что она хочетъ сказать, онъ притянулъ ея лицо къ своимъ губамъ. Въ другое время безмолвная фигура сидла опять на своемъ обыкновенномъ мст. Павелъ подозвалъ ее къ своему изголовью.
— Милый папенька! не печалься обо мн: я, право, счастливъ!
Отецъ подошелъ, нагнулся къ изголовью, и Павелъ, обхвативши его шею, нсколько разъ повторилъ эти слова съ нжнымъ выраженіемъ глубокаго состраданія. Съ этой поры уже каждый разъ, днемъ или ночью, завидвъ въ комнат отца, Павелъ немедленно подзывалъ его къ себ и говорилъ: "Не печалься обо мн, папенька: я совершенно счастливъ, право, счастливъ". И всякое утро, какъ скоро м-ръ Домби просыпался, въ кабинетъ его отъ имени Павла являлся человкъ съ докладомъ, что больному гораздо лучше.
Однажды ночью Павелъ долго размышлялъ о своей матери и о ея портрет въ гостиной. Онъ думалъ, какъ нжно она должна была любить Флоренсу, когда держала ее въ объятіяхъ передъ своимъ послднимъ издыханіемъ. Какъ бы желалъ онъ такимъ же точно образомъ выразить ей свою нжную привязанность! Цпь размышленій привела его въ вопросу: видлъ ли онъ когда-нибудь свою мать? Онъ не могъ хорошенько припомнить, какъ ему объ этомъ разсказывали: рка бжала все быстре, быстре и начинала заливать его мысли.
— Флой, видлъ ли я когда свою маму?
— Нтъ, свтикъ мой, не видалъ.
— И когда я былъ ребенкомъ, Флой, на меня никогда не смотрло нжное, любящее лицо, какъ y матери?
Было ясно, въ душ его возникало какоето смутное видніе незнакомаго образа.
— О, да, мой милый!
— Кто же такъ смотрлъ на мсня, свтикъ мой, Флой?
— Твоя старая кормилица и очень часто.
— Гд она, гд моя старая кормилица? — съ живостью спросилъ Павелъ. — Неужели и она умерла? Неужели вс мы умерли, Флой, кром тебя?
Въ комнат кто-то зашевелился, но только на одну минуту, не боле. Флоренса съ блднымъ, но улыбающимся лицомъ, положила голову ребенка на свою руку, и сильно дрожала ея рука.
— Покажи мн мою старую кормилицу, Флой, гд она?
— Ея нтъ здсь, милый. Она придетъ завтра.
— Благодарю тебя, Флой!
Съ этими словами Павелъ закрылъ глаза и погрузился въ тихій сонъ. Когда онъ проснулся, солнце горло уже высоко на ясномъ и чистомъ неб. День былъ прекрасный. Свжій втерокъ колыхалъ занавсы въ отворенныхъ окнахъ. Павелъ оглянулся вокругъ себя и сказалъ:
— Что же Флой? Теперь ужъ, кажется, з_а_в_т_р_а. Пришла она?
— Кто-то, кажется, пошелъ за нею. Можетъ быть, Сусанна.