Домби и сын

Ho чтобы не слишкомъ огорчить добродушнаго малаго, который, вроятно, говорилъ, что приказано, капитанъ шепнулъ ему на ухо, что если онъ желаетъ малую толику хлебнуть тепленькой водицы съ ямайскимъ ромкомъ, такъ чтобы немедленно слдовалъ за нимъ. Маршъ, маршъ!

Но прежде, чмъ выйти изъ дверей, капитанъ, къ немалому изумленію писарей, началъ, съ таинственнымъ видомъ, обозрвать конторское заведеніе, какъ частицу будущихъ огромныхъ владній своего молодого друга. Кассовая комната обратила на себя его особенное вниманіе; но чтобы не показаться въ нкоторомъ род любопытнымъ, онъ ограничился простымъ одобреніемъ и, деликатно раскланявшись съ писарями съ видомъ учтивости и вмст съ тмъ покровительства, поспшно вышелъ изъ дверей. На улиц немедленно догналъ его м-ръ Перчъ, и они отправились въ ближайшую таверну, чтобы на скорую руку выпить и закусить. М-ръ Перчъ, какъ человкъ подначальный, не могь долго медлить.

— Выпьемъ-ка, — сказалъ капитанъ, — за здоровье Вальра.

— За чье?

— За здоровье Вальра, — повторилъ капитанъ громовымъ голосомъ.

М-ръ Перчъ не спрашивалъ больше; но, обращаясь къ впечатлніямъ дтства, онъ припомнилъ, что былъ когда-то стихотворецъ {Поэтъ Валлеръ (Waller), прославившійся мелкими лирическими стихотвореніями и замчательный по легкости и чистот языка; жилъ въ половин семнадцатаго вка. Прим. перев.}, носившій это имя, и потому очень удивился, что капитанъ задумалъ предложить въ Сити тостъ за здоровье стихотворца, который давнымъ-давно отправился на тотъ свтъ. Это въ нкоторомъ смысл показалось даже обиднымъ м-ру Перчу. Еще бы предложили ему соорудить иамятникъ Шекспиру на публичной площади! На что это похоже? Словомъ, нехорошо, очень нехорошо. Онъ ужъ лучше ничего не скажетъ объ этой исторіи своей жен. М-съ Перчъ въ такомъ положеніи, что пугать ее ничмъ не должно, a то долго ли до грха? На грхъ вдь мастера нтъ, и дураку законъ не писанъ.

Во весь этотъ день капитанъ, блаженный своими подвигами, предпринятыми на пользу молодыхъ людей, представлялся таинственнымъ и непроницаемымъ даже для своихъ закадычныхъ друзей. Онъ помииутно мигалъ, улыбался и длалъ самые многозначительные жесты. Если бы Вальтеръ попытался его допросить, нтъ сомннія, добродтельный мужъ не выдержалъ бы никакимъ образомъ и обличилъ бы себя еще до вечера; но Вальтеръ не допрашивалъ въ той увренности, что это самодовольствіе происходило отъ ихъ общаго успха въ невинномъ обман старика Соломона. Какъ бы то ни было, онъ не открылъ своей тайны и унесъ ее съ собою на Корабельную площадь. Возвращаясь домой поздно вечеромъ, онъ надлъ лощеную шляпу набекрень, и въ глазахъ его заискрилось такое лучезарное выраженіе, что м-съ Макъ Стингеръ — настоящая римская матрона, достойная быть первой воспитательницей въ классическомъ пенсіон д-ра Блимбера — укрпилась, при первомъ взгляд на него, за уличными дверями и пребыла въ этой засад до тхъ поръ, пока ея жилецъ не убрался въ свою комнату.

Глава XVIII Отецъ и дочь

Въ дом м-ра Домби глубокая тишина. Слуги на цыпочкахъ ходятъ взадъ и впередъ безъ малйшаго шуму. Бесда ихъ производится почти шепотомъ, и они уже нсколько часовъ засдаютъ за трапезой, изобильно насыщаясь яствами и питіями. М-съ Виккемъ, устремивъ заплаканныя очи къ небесамъ, разсказывала съ глубокими воздыханіями печальные анекдоты. Она повствуетъ, какъ, еще проживая y м-съ Пипчинъ, она всегда предсказывала эту бду неминучую, что, однако, не мшало ей поминутно вкушать столовое пиво. Вообще м-съ Виккемъ груститъ и тоскуетъ, но пріятно занимаетъ компанію. Кухарка обртается въ такомъ же расположеніи духа. Она собирается поджарить что-то къ ужину на сковород, и находится подъ сильнымъ вліяніемъ горестныхъ чувствъ и горькихъ луковицъ. Таулисонъ начинаетъ думать, что надъ домомъ тяготетъ судьба, и желаетъ знать, есть ли и былъ ли хоть одинъ угольный домъ, гд бы обходилось безъ такихъ бдъ. Всмъ намъ думается, что ужъ это случилось давно, давно, хотя еще ребенокъ лежитъ, спокойный и прекрасный, на своей маленькой постели.

Посл сумерекъ приходятъ постители, бывшіе тутъ прежде. Тихо и торжественно выступаютъ они въ своихъ башмакахъ, окутанныхъ фланелью. За ними несутъ одръ вчнаго покоя, страшный одръ для младенца, убаюканнаго сномъ непробуднымъ. Во все это время никто не видитъ осиротлаго отца, даже его камердинеръ. Онъ садится въ отдаленномъ углу, если кто входитъ въ его темную комнату, и ходитъ мрными шагами взадъ и впередъ, какъ скоро остается одинъ. Но поутру поговариваютъ, будто слышали, какъ онъ въ глубокую полночь поднялся наверхъ и оставался тамъ — въ комнат сына — вплоть до солнечнаго восхода.