Съ этого времени какаято странная притягательная сила увлекала м-съ Пипчинъ къ маленькому Павлу, точно такъ же, какъ Павелъ чувствовалъ неотразимое притяженіе къ ней самой. Она начала сажать его рядомъ подл себя y камина, и онъ располагался въ углу между м-съ Пипчинъ и каминной ршеткой, такъ что маленькое лицо его совершенно поглощалось чернымъ фланелевымъ платьемъ. Въ этой позиціи онъ, казалось, еще пристальне началъ изучать каждую черту, каждую морщинку на лиц своей сосдки и съ такой проницательностью всматривался въ одинокій срый глазъ ея, что м-съ Пипчинъ иногда принуждена была закрывать его совсмъ и притворяться спящею. У м-съ Пипчинъ былъ еще старый черный котъ, который тоже располагался всегда y камина, мурлыкалъ самымъ эгоистическимъ образомъ и свирпо моргалъ глазами на огонь до тхъ поръ, пока рсницы его не принимали форму восклицательныхъ знаковъ. Когда вся эта компанія вечеркомъ усаживалась y камина, м-съ Пипчинъ — не въ обиду будь ей сказано — чрезвычайно была похожа на старую вдьму, a Павелъ и черный котъ представлялись служащими ей духами, и посл этого никто бы не удивился, еслибы вс они въ бурную ночь вдругъ выскочили черезъ трубу для своихъ воздушныхъ похожденій.
Этого однако жъ никогда не случалось. И котъ, и Павелъ, и м-съ Пипчинъ находились каждыя сутки на своихъ обыкновенныхъ мстахъ, въ обыкновенныхъ позахъ, вс здравы и невредимы. Избгая сообщества маленькаго Байтерстона, Павелъ продолжалъ изучать и м-съ Пипчинъ, и кота, и огонь, какъ будто эти предметы были для него волшебными книгами въ трехъ томахъ, откуда онъ почерпалъ подробныя свднія относительно некромантіи.
М-съ Пипчинъ составила свой особый взглядъ на странности Павла, взглядъ весьма неутшительный, соотвтствовавшій ея болзненной хандр, усиленной постояннымъ созерцаніемъ сосднихъ трубъ изъ своей комнаты, шумомъ втра и вообще пошлостью, или, какъ сама она выражалась, скаредностью ея повседневной жизни. Соображая вс предшествовавшія обстоятельства, она вывела самыя печальныя заключенія на счетъ м-съ Виккемъ, и приняла на первый случай строгія полицейскія мры, чтобы ея "собственная бестія" — такъ вообще величала она прислугу женскаго пола — ни подъ какимъ видомъ не сообщалась съ этой негодяйкой. Чтобы врне достигнуть этой цли, она не пожалла времени для тайныхъ наблюденій изъ-за дверей: скрываясь въ этой засад, она выжидала минуту, когда "бестія" подойдетъ къ комнат Виккемъ, и потомъ вдругъ выбгала на открытую сцену съ огромнымъ запасомъ энергическихъ ругательствъ и укоровъ. Но, къ несчастью, эту мру никакъ нельзя было распространить на племянницу Беринтію, которая, по своимъ разнообразнымъ и многосложнымъ должностямъ, съ утра до ночи обязана была ходить по всмъ угламъ и закоулкамъ обширнаго «замка». Берри могла говорить и съ м-съ Виккемъ.
— Какъ онъ хорошъ, когда спитъ! — сказала однажды Берри, поставивъ ужинъ для м-съ Виккемъ и останавливаясь передъ постелью маленькаго Павла.
— Бдненькій! — со вздохомъ произнесла м-съ Виккемъ, — хоть бы во сн-то Богъ послалъ ему красоту!
— Да онъ хорошъ, когда и не спитъ, — замтила Берри.
— Ахъ, нтъ, нтъ! Онъ, что называется, какъ дв капли воды, Бетси Джанна моего дяди, — сказала м-съ Виккемъ.
Берри съ недоумніемъ взглянула на собесдницу, никакъ не понимая, что за связь между Павломъ Домби и Бетси Джанной, какой-то родственницей м-съ Виккемъ.
— Вотъ видите ли, — продолжала м-съ Виккемъ, — жена моего дяди умерла точь-въ-точь, какъ его маменька. Дочь моего дяди точь-въ-точь, какъ м-ръ Павелъ, начала тосковать, сохнуть, чахнуть, такъ что я вамъ скажу…
— Что такое? — спросила Берри.
— Да то, что я никогда въ свт не согласилась бы переночевать одна съ Бетси Джанной, — сказала въ страшномъ волненіи Виккемъ, — ни за что, хоть осыпь меня золотомъ
Миссъ Берри натурально спросила, — почему же нтъ? Но м-съ Виккемъ, врная принятой метод, безъ всякаго зазрнія совсти продолжала таинственную рчь:
— Бетси Джанна, скажу я вамъ, была самымъ тихимъ, кроткимъ ребенкомъ. Ужъ смирне Бетси ребенку быть нельзя. Джанна вытерпла вс дтскія болзни, вс до одной. Судороги были для нея нипочемъ, то же, напримръ, что для васъ угри.
Миссъ Берри невольно вздернула носъ.
— И вотъ, — продолжала Виккемъ, понизивъ голосъ и съ нкоторой боязнью озираясь вокругъ комнаты, — покойница мать Бетси Джанны задумала съ того свта навщать свою дочку… да и какъ навщать! Колыбелька-то, знаете, виситъ, a она, покойница, такъ и юлитъ, такъ и юлитъ! Ужъ какъ это она длала, и когда она это длала, и узнавалъ ли ребенокъ свою мать, сказать вамъ не могу, a то наврно знаю, что Бетси Джанна частенько видла свою мать. Вы можете, пожалуй, сказать, что все это вздоръ, что я все это выдумываю; говорите, сколько угодно говорите, я не обижусь. Я даже совтую вамъ считать все это вздоромъ: вы будете спокойне въ этомъ прокл… извините меня… въ этомъ проклятомъ кладбищ, гд мы живемъ съ съ вами, миссъ Берри. Павлу, кажется, что-то пригрезилось. Потрите ему спину, миссъ Берри.