Домби и сын

Такова была ежедневная жизнь въ замк м-съ Пипчинъ. Въ субботу вечеромъ прізжалъ м-ръ Домби, и Флоренса съ Павломъ должны были отправляться къ нему въ гостиницу пить чай. Они оставались y отца все восресенье и обыкновенно вызжали передъ обдомъ гулять. Въ продолженіе этихъ прогулокъ м-ръ Домби, казалось, выросталъ каждую минуту, подобно знаменитымъ непріятелямъ Фальстафа, и вмсто одного джентльмена въ клеенчатомъ картуз, представлялъ своей особой цлую дюжину. Воскресный вечеръ былъ самый скучный вечеръ во всей недл. Злость м-съ Пипчинъ въ это время доходила до остервеннія. Миссъ Панки возвращалась изъ Роттендина отъ своей тетки въ глубокой печали, a мистеръ Байтерстонъ, котораго вс родные были въ Индіи, долженъ былъ во время молитвъ м-съ Пипчинъ неподвижно сидть на одномъ мст со сложенными накрестъ руками, не смя пошевельнуться ни рукой, ни ногой. Эта церемонія до того надола бдному малютк, что однажды въ субботу вечеромъ онъ обратился къ Флоренс съ покорнйшей просьбой, не можетъ ли она указать ему дорогу въ Бенгалію.

Вообще однако-жъ вс были уврены, что м-съ Пипчинъ мастерски обходилась съ дтьми, и въ этомъ мнніи, собственно говоря, преувеличенія не было. Ребенокъ могъ быть рзвъ и живъ, какъ дикая серна; но проживъ два-три мсяца подъ этой гостепріимной кровлей, онъ становился тише воды, ниже травы. Говорили также, что этотъ образъ жизни длаетъ большую честь любящему сердцу м-съ Пипчинъ: она посвятила себя съ полнымъ самоотверженіемъ образованію дтей, и, конечно, эти занятія были самымъ лучшимъ средствомъ противъ глубокой тоски, обуявшей ея душу посл того, какъ м-ръ Пипчинъ сокрушилъ свое сердце о перувіанскіе рудники.

Павелъ сидлъ въ маленькихъ креслахъ подл камина, и по обыкновенію смотрлъ во вс глаза на эту почтенную даму. По-видимому, онъ вовсе на зналъ, что такое скука, если съ такимъ отчаяннымъ вниманіемъ могъ разсматривать м-съ Пипчинъ. Онъ не любилъ и не боялся ея; но ему казалась чрезвычайно замчательною ея физіономія. И вотъ онъ сидлъ, смотрлъ на нее, грлъ руки, и опять смотрлъ на нее, не спуская глазъ до той поры, пока м-съ Пипчинъ, при всей своей храбрости, не приходила въ крайнее замшательство отъ этого взгляда. Однажды, когда они остались одни, м-съ Пипчинъ спросила, о чемъ онъ думаетъ.

— О васъ, — отвчалъ Павелъ безъ малйшаго замшательства.

— Что-жъ ты обо мн думаешь, мой милый? — спросила м-съ Пипчинъ.

— Я думаю, что вы, должно быть, ужъ очень стары, — сказалъ Павелъ, — сколько вамъ лтъ?

— Объ этомъ ты не долженъ спрашивать, — сердито отвчала почтенная дама, озадаченная совершенно неожиданнымъ вопросомъ, — впередъ не смй говорить такихъ вещей.

— Это почему? — спросилъ Павелъ.

— Потому, что это неучтиво, — сказала брюзгливо м-съ Пипчинъ.

— Неучтиво? — повторилъ Павелъ.

— Да, неучтиво.

— A вотъ Виккемъ говоритъ, что неучтиво сть горячіе котлеты и поджареный хлбъ, между тмткакъ другіе дятъ черствыя булки, — отвчалъ Павелъ съ наивнымъ видомъ.

— Твоя Виккемъ, — возразила м-съ Пипчинъ, побагроввъ отъ ярости, — злая, безстыдная, наглая бестія. Ахъ она негодница!

— Что это такое? — спросилъ Павелъ.

— Много будешь знать, скоро состаришься, мой милый, — отвчала м-съ Пипчинъ. — Вспомни исторію о несчастномъ мальчик, котораго до смерти забодалъ бшеный быкъ за то, что тотъ безпрестанно длалъ вопросы.

— Какъ же б__ш_е_н_ы_й быкъ, — сказалъ Павелъ, — могъ узнать, что мальчикъ длаетъ вопросы? Никто не подойдетъ къ быку, если оиъ взбсился, и не станетъ ему ябедничать.

— Такъ ты не вришь этой исторіи? — спросила м-съ Пипчинъ съ величайшимъ изумленіемъ.

— Не врю, — сказалъ Павелъ ршительнымъ тономъ.

— Ну, a если быкъ этотъ былъ не бшеный? — возразила м-съ Пипчинъ, — неужели ты и тогда не поврилъ бы?

Такъ какъ Павелъ еще не разсматривалъ вопроса съ этой стороны, и основалъ свои заключенія только на предположенномъ бшенств быка, то на этотъ разъ онъ счелъ себя побжденнымъ и замолчалъ. Но въ ту же минуту онъ началъ сравнивать, вникать, соображать и устремилъ такой пытливый взоръ на свою собесдницу, что м-съ Пипчинъ заблагоразсудила удалиться и выждать, пока онъ забудетъ объ этой матеріи.