М-ръ Морфинъ былъ пожилой холостякъ, одаренный живыми срыми глазами и чрезвычайно веселымъ нравомъ. Его сюртукъ, жилетъ и фракъ были всегда самаго чернаго цвта, a остальной костюмъ отличался удивительной пестротой. Въ его густыхъ черныхъ волосахъ рзко пробивалась просдь, и бакенбарды совершенно поблли отъ времени и заботъ. Онъ искренно уважалъ м-ра Домби и при всякомъ случа оказывалъ ему глубокое почтеніе, хотя въ то же время чувствовалъ невольную робость въ присутствіи величаваго джентльмена. При мягкомъ и нжномъ характер, онъ не чувствовалъ ни малйшей зависти къ своему сопернику, м-ру Каркеру, осыпанному высокими милостями, и былъ даже очень радъ, что ему поручили должность, которая не давала ему никакихъ способовъ отличиться на своемъ служебномъ поприщ. Посл дневныхъ хлопотъ, въ часы досуга, онъ любилъ заниматься музыкой и оказывалъ истинно отеческую привязанность къ своей віолончели, которую разъ въ недлю аккуратно переносили изъ его жилища въ нкоторый клубъ подл банка, гд веселая компанія, въ порыв артистическаго восторга, разыгрывала каждую среду убійственно раздирательные квартеты.
М-ръ Каркеръ, джентльменъ лтъ тридцати восьми или сорока, круглолицый и полный, обращалъ на себя особенное вниманіе двумя несокрушимыми рядами блестящихъ зубовъ, правильныхъ и блыхъ до ужасной степени совершенства. Эти страшные зубы невольно бросались въ глаза, потому что м-ръ Каркеръ выказывалъ ихъ при всякомъ удобномъ случа, и когда уста его открывались для улыбки, рдко переходившей за поверхность его толстыхъ губъ, собесднику казалось, что передъ нимъ огрызается борзая собака, готовая схватить его за горло. Подражая своему начальнику, онъ носилъ высочайшій блый галстухъ и плотно застегивался на вс пуговицы. Его обращеніе съ мромъ Домби было глубоко обдумано и выполнялось въ совершенств. Онъ стоялъ съ нимъ на самой короткой ног, сколько могло позволить огромное разстояніе между начальникомъ и подчиненнымъ. "М-ръ Домби, такой человкъ, какъ я, такому человку, какъ вы, никогда не можетъ изъявить соразмрнаго почтенія и удовлетворительной преданности. Какъ бы я ни унижался, ни уничтожался предъ тобой, о владыка души моей, все это будетъ вздоръ: ничтожный червь не можетъ воздать должнаго почтенія совершеннйшему изъ земныхъ созданій. Поэтому ужъ позвольте, м-ръ Домби, обходиться съ вами безъ всякой церемоніи. Чувствую, что душа моя при этомъ проникнута будетъ глубокою скорбью; но ты, о мой повелитель, снизойдешь къ слабостямъ своего раба". Если бы м-ръ Каркеръ, напечатавъ такую декларацію, повсилъ ее себ на шею, онъ не могъ бы опредлиться ясне.
Таковъ былъ Каркеръ, главный приказчикъ торговаго дома. М-ръ Каркеръ младшій, другъ Вальтера, былъ его родной братъ, старшій двумя или тремя годами, но безконечно низшій по значенію въ контор. Младшій братъ стоялъ на верху административной лстницы, старшій — на самомъ низу. Съ самаго начала своего служебнаго поприща старшій братъ ни на шагъ не подвинулса впередъ и стоялъ все на одной и той же ступени. Молодые люди догоняли его, перегоняли, становились надъ его головой, поднимались выше и выше, a онъ продолжалъ стоять на своей послдней ступени. Онъ совершенно сроднился съ своимъ положеніемъ, не жаловался никогда ни на что, и, нтъ сомннія, никогда не надялся подвинуться впередъ.
— Какъ ваше здоровье? — спросилъ главный приказчикъ, входя однажды поутру въ кабинетъ м-ра Домби съ пачкою бумагъ подъ мышкой.
— Какъ ваше здоровье, Каркеръ? — отвчалъ м-ръ Домби, вставая съ креселъ и обратившись задомъ къ камину. — Есть тутъ y вась что-нибудь для меня?
— Не знаю, стоитъ ли васъ безпокоить, — сказалъ Каркеръ, переворачивая бумаги. — Сегодня, вы знаете, y васъ комитетъ въ три часа.
— Два. Другой комитетъ въ три четверти четвертаго, — прибавилъ м-ръ Домби.
— Изволь тутъ поймать его! — воскликнулъ Каркеръ, еще разъ перебирая бумаги. — Если еще м-ръ Павелъ наслдуетъ вашу память, трудненько будетъ съ вами управиться. Довольно бы и одного.
— Память, кажется, и y васъ недурна, — замтилъ м-ръ Домби.
— Еще бы! — возразилъ приказчикъ. — Это единственный капиталъ для такого человка, какъ я.
М-ръ Домби, всегда спокойный и величавый, самодовольно облокотился на каминъ и принялся осматривать своего приказчика съ ногъ до головы, въ полной увренности, что тотъ ничего не замчаетъ. Вычурность костюма м-ра Каркера и оригинальная гордость въ осанк и обращеніи, природная или заимствованная отъ своего высокаго образца, придавали удивительный эффектъ его смиренію. Казалось, это былъ человкъ, безсильно спорившій съ могучей властью и уничтоженный въ конецъ недосягаемымъ величіемъ м-ра Домби.
— Морфинъ здсь? — спросилъ Домби посл короткой паузы, между тмъ какъ м-ръ Каркеръ переворачивалъ бумаги и бормоталъ про себя какія-то отрывочныя фразы.