Доменная печь

Разузнал я, где учителя собираются, пригляделся, вижу — крылья надо опускать, Учителя всякие есть, — и толстые, и тонкие, и в юбках, и в штанах, а подходящих тю-тю. Все устали и без малого каждый в разговоре с тобою на нытье съезжает: ты ему о деле, а он тебя угощает жалобой на обиды, на нехватку учебников, на ставки... У тех, кто пободрее, в голове хоть шаром покати.

Походил я, облюбовал двух воспитательниц, и ну разговоры с ними вести. Обе пожилые, детвору любят, но на все наше косятся, а главное — спокойны и молчат, вроде слова свои на весах прикидывают и коготки в шерсть прячут. Толку, словом, никакого, а дни идут. Отмахнулся я от этих воспитательниц, занялся другими делами и вспомнил про письмо Чугаева в газету. Вот тут-то и повезло мне.

Захожу в редакцию, а там шум. Лохматый человек в шляпе чуть не за грудки хватает редактора и пушит его почти последними словами. Редактор и се, и то, а видно, что правды за его словами нет. Лохматого, оказывается, прислали в город учительствовать, а места не дают и назад не отпускают, — два месяца обещаниями кормят. Лопнуло у него терпенье. Описал он все свои мытарства и сдал в газету. Редактор положил его статейку на стол и тоже за нос водит: хорошо, мол, напечатаю завтра, напечатаю послезавтра...

Мне очень понравилось, как учитель утюжил редактора, канцелярщину, чернильных мух и прочее. Слушаю, радуюсь, а язык во рту шевелится: «Вот такого бы нам учителя». Отругал он редактора и хлопнул дверью. Я за ним.

Дал ему успокоиться и подхожу.

— Вы, кажется, учитель?

— Вам-то что? Убирайтесь к лешему.

— Мне, товарищ, — шучу, — не с руки к лешему, это не по моей части.

Он еще раз покосился на меня и спрашивает:

— В чем дело?

Я ему слово, другое, вошли мы в ограду сквера и сели против памятника Марксу на скамеечку. Я говорю ему о своем деле, он хмыкает, все еще злится и говорит:

— Веселенькое дельце высидели вы на заводе. Спихнем, мол, детей на дурашных учителек, жены в клуб зачастят, товарищами станут, заведется у нас новый быт и тра-та-та! Это хорошо выходит в мечтах, а в жизни из ста таких затей девяносто девять кончаются тем, что к рабочей детворе присасываются разные трещотки-паразиты и обжирают эту детвору, а в отчетах морочат всем головы: сделано, мол, то-то, обслужено столько-то и прочее. Для того, чтобы поставить хорошо воспитание детей, у вас пороху нехватит...

— Почему нехватит? — удивляюсь. — Мы целым кружком беремся, при заводе, под нашим приглядом. А за слова о паразитах и прочем спасибо, только мы сами с усами...

Притих он, послушал меня и подобрел.

— Знаете, — говорит, — это очень интересно, но давайте завтра поговорим. Я сейчас плохо соображаю... злой...

— Поневоле, — киваю, — разозлишься...

Зашли мы с ним в столовую, пообедали, придавили обед чаем и опять разговорились. Я ему рассказал все о заводе, о «Почине», о клубе, он мне выложил все о своих мытарствах, о школах... Слушаю его, сердце канарейкой в груди разливается: самый подходящий он для нас человек. Разошлись мы к вечеру, а утром опять вместе. Я к нему с шуточками, а он хмурый и идет напролом.

— Давайте, — говорит, — начистоту вести разговор.

— А как же иначе? — удивляюсь.

— Ого! — отмахивается. — Теперь очень часто бывает иначе. Дело вы затеяли любопытное. Если хотите, я поеду к вам на пробу. Предупреждаю: если увижу, что вы с детьми затеваете это не серьезно, сразу же удеру...

— Мы, — говорю, — несерьезные затеи любим так же, как собака палку.

— Вот и хорошо, — кивает, — но имейте в виду, что это не все: кроме помещения и пищи детям, я потребую от вас инструментов, материалов, приборов и кой-чего другого. Пойдете вы на это? Только не дымите мне в глаза...

Глядит на меня, за ус себя дергает, вроде я его обмануть хочу.

— Напрасно вы со мною так, — говорю. — Не к лицу нам в глаза людям дымить. Мы на все пойдем, все, что можно, сделаем, но нужда у нас страшная, имейте это в виду. Мы только-только на ноги становимся...

— Нужда, — перебивает меня учитель, — чепуха: самое страшное — тупость, глупость и разные трафаретики. Вот они-то и мешают нам нужду одолевать...

— Эх, — смеюсь, — вы нам по всем статьям в масть!

Сговорились мы, составили список, чего ребятам закупить надо; забегал я по лавкам, по складам. Перед самым отъездом приводит ко мне учитель свою помощницу.

— Вот, — говорит, — получайте еще одного детского мастера. Опытная и под вашу букву ять подходит.

Помощница маленькая, с лица совсем молода, глаза синие, как у детей, а на висках седина. Запаковали мы книги, игрушки, пособия — и на вокзал.

Приезжаем, а нас уже все ждет: сад за клубом вычищен; беседки и кухня готовы; песку и сена привезено; стульчиков, столиков, топчанов, кубиков, загогулин всяких для игры детям — горы. Учитель крякает, помощница глазами все синит, — довольны.

— Орудуйте! — говорю.