Доминион

Дэвид с любопытством посмотрел на него и поймал себя на мысли, что начинает считать этого воинственного молодого коммуниста своим другом.

– Ты сказал, что в молодости угодил в тюрьму. За что? – спросил он.

Бен с сомнением посмотрел на него. Потом сказал без всякого выражения:

– В семнадцать лет меня застали в постели с моим лучшим другом. Ему было шестнадцать.

– Ух ты!

Дэвид был поражен. Ему казалось, что все извращенцы – женоподобные и изнеженные, вроде того типа, что работал в Министерстве по делам колоний. Его уволили, когда несколько лет назад начались чистки. Дэвид невольно отпрянул. Бен заметил это движение и язвительно усмехнулся:

– Да, все так. Я один из этих. Власти Глазго завели дело, а родители отреклись от меня. Оранжевые пресвитериане, бедные как хрен собачий, которые винили в этом ирландцев. – Бен тряхнул головой и печально улыбнулся. – Нас было пятеро детей в трех комнатах, младенчики спали в ящиках, больше их некуда было положить. Как-то ночью моя сестра случайно задвинула ящик в стол, где спал мой братишка Тэм. Он едва не задохся и вырос слегка туповатым. Зато я был умным, и это не довело меня до добра. Год в исправилке и шесть ударов розгой.

Дэвид не знал, что сказать. Ему вспомнились шрамы на спине у Бена.

– Розги, – проговорил он вполголоса. – У моего отца были клиенты, которых приговаривали к ним. Отец говорил, что это варварское наказание.

– Когда говоришь, вроде ничего особенного: подумаешь – розга. Но когда тебя привяжут к распорке нагишом и принесут пук этих узловатых палок… Честное слово, я обделался. Впрочем, – добавил Бен, – это меня закалило, как они и обещали. – Он посмотрел Дэвиду в глаза. – А если хочешь сражаться за лучшее будущее, нужно быть твердым.

– Знаю. – Оба помолчали, потом Дэвид спросил: – Они не сказали, когда вернется Наталия?

– Ни шиша они мне не сказали. – Бен снова язвительно улыбнулся. – Так вы с ней были вместе, значит? Я видел, как вы оба сбегали по лестнице.

– Да, – тихо ответил Дэвид. – Да, были.

Бен пожал плечами:

– Я ничего против не имею, приятель. Я последний, кто станет осуждать. Наталия из крепкой породы. Я ею восхищаюсь. Ей доводилось исполнять опасные задания. Впрочем, я не шибко склонен к романтическим порывам.

Дэвид устало покачал головой:

– Я теперь и не знаю, остались ли у меня какие-нибудь порывы.

– Когда ты в бегах, всегда так. Нет пристанища, нет уверенности ни в чем, все чужие. Иногда ты льнешь к людям и получаешь удовольствие, если выпадает шанс. Не лучший способ жить.

– Да, это верно.

Бен пристально посмотрел на него:

– Вот почему я рад быть марксистом. У меня есть нечто большее, чем я сам, – правда, за которую можно держаться.

– По меньшей мере, вера.

– Если хочешь.

– Все, чего я хочу, – положить конец этому свинству, – сказал Дэвид.

– Разве не все мы этого хотим? – Бен встал. – Ладно, пойду отолью, а потом попробую поспать.

К Дэвиду сон больше не шел. В голове снова и снова прокручивались ужасные события дня. Лежавший в паре шагов от него Бен начал тихо похрапывать. Его признание оказалось полнейшей неожиданностью. «Ничто в этом мире не устроено так, как мне казалось, – думал Дэвид. – Ни одна из неопровержимых истин не является незыблемой».

Спустя какое-то время он в одних носках подошел к двери и тихонько приоткрыл ее. Снаружи, положив винтовку поперек колен, сидел в кресле молодой человек в вездесущем хаки с «Юнион Джеком» на груди и дремал. Он заморгал, выпрямился и посмотрел на Дэвида.

– Мне в туалет нужно, – негромко пояснил Дэвид.

Голова часового дернулась вправо.

– Вторая дверь по коридору.

– Спасибо.

Коридор выглядел современным, стены его были оштукатурены: вероятно, недавняя пристройка. Дэвид подошел к двери, указанной часовым. Уборную, казалось, тоже добавили недавно: то была комнатка без окон с унитазом и раковиной. Войдя, он услышал мужские голоса, раздававшиеся, похоже, снизу, у него под ногами. Дэвид опустился на колени, припал ухом к тому месту, где канализационная труба входила в стену, и понял, что может различить слова. Это было совещание, и происходило оно, вероятно, в соседней комнате. Слышались разные говоры, спор велся на повышенных тонах.

– Это становится слишком опасно. – Дэвид узнал голос капитана, доставившего их сюда. – Следует отменить операцию. Сообщим американцам, что это чересчур рискованно.

– Тогда как быть с Манкастером и остальными? – спросил некто с ливерпульским выговором.

– Я по-прежнему склонен считать, что нам следует вызнать секрет Манкастера ради нас самих. – Выговор представителя высшего класса. – Что бы там ни было, это знание может оказаться полезным. Если Германия рухнет и Британия обретет истинную независимость, нам предстоит начать создание собственного оружия.

– Не будьте чертовым идиотом, Брендан, – снова взял слово капитан. – Это определенно взбесит янки. А нам их помощь нужна как никогда.

– И что тогда с ними делать? Пристрелить?

– Эти люди рисковали жизнью, чтобы доставить Манкастера сюда. – Капитан возвысил голос. – Мы найдем им место в организации. Но Манкастер, учитывая его психическое состояние… Я не знаю.