Доминион

Черчилль немедленно назначил новый военный кабинет в составе нескольких министров, непосредственно руководивших ведением войны. Помимо него, от консерваторов туда вошли Галифакс и Чемберлен, хотя другим видным умиротворителям пришлось уйти (сэр Сэмюэл Хор неожиданно для себя был назначен послом во франкистской Испании). Черчилль ввел в военный кабинет двух лейбористов: лидера партии Клемента Эттли и его заместителя Артура Гринвуда. Это было больше, чем заслуживали лейбористы, учитывая их представительство в парламенте, но шаг оказался мудрым – недаром Черчилль сорок лет занимался политикой, – так как оба принадлежали к числу противников умиротворения и поддерживали решительные меры военного характера. Так Черчилль получил большинство в военном кабинете, а кроме того, Чемберлен, несмотря на тяжелую болезнь, проявил невиданную ранее твердость. Без нее было не обойтись. К концу мая 1940 года английские и французские войска стремительно отступали, британцы отходили к Дюнкерку. В этот момент немцы предложили мир (и сделали это вторично в том же 1940 году). Суть предложения сводилась к тому, что Гитлер, не желая воевать против братского арийского народа, готов оставить в покое Британскую империю в обмен на свободу рук в Европе. Галифакс был склонен согласиться: война на Западе казалась проигранной и, вероятно, пришло время договариваться во избежание дальнейшего кровопролития. Но Черчилль возражал, утверждая, что мирный договор неизбежно поведет к владычеству Германии над Англией и что последняя, опираясь на флот, авиацию и поддержку (не всегда чистосердечную) стран империи, защищенная Проливом, сумеет отразить вторжение. Черчилль взял верх в споре и заручился полной поддержкой кабинета. Остальное принадлежит истории.

Если бы премьер-министром стал Галифакс, исход наверняка был бы совсем иным. Он бы назначил другой военный кабинет, с другой расстановкой сил. Вполне вероятно, что после капитуляции Франции дело дошло бы до мирных переговоров. При таком раскладе, как мне кажется, в обеих партиях произошел бы раскол и меньшинство лейбористов образовало бы с большинством консерваторов коалицию в поддержку мирного договора. Я уверен, что Георгу VI, в соответствии с конституцией, пришлось бы поддержать решение правительства и он оставался бы на троне, пусть и все менее охотно по мере укрепления режима. Я не допускаю мысли о том, что немцы в случае капитуляции или поражения Британии восстановили бы на престоле Эдуарда VIII, хотя нацисты явно задумывались об этом. Да, Эдуард был настроен профашистски, но многие в Англии осуждали его за отречение. К тому же, будучи человеком вздорным и недалеким, он стал бы головной болью для любого правительства.

Сложно сказать, как сложилась бы карьера тех или иных государственных деятелей Британии. Даже если люди давно умерли, не хочется вешать на них незаслуженный ярлык. Мне кажется, что, столкнувшись с последствиями мирного договора при обстоятельствах, описанных в книге, Галифакс ушел бы в отставку под воздействием чувства вины и отчаяния. Чемберлен умер в конце 1940 года. Что касается другого вероятного преемника Галифакса, сэра Сэмюэла Хора, я отдаю себе отчет, что непосредственное соприкосновение с фашизмом в Испании превратило его в убежденного антифашиста. Я вывел Герберта Моррисона, антифашиста, при этом считавшего себя реалистом и снедаемого жаждой власти, как лидера меньшинства лейбористов, поддержавшего мир и, подобно Галифаксу, позднее ушедшего в отставку от отчаяния. Зато Ллойд Джордж, я убежден, с удовольствием взял бы власть после долгого перерыва, а его симпатии к Гитлеру не вызывают сомнения.

Что до преемника Ллойд Джорджа в «Доминионе», то если вам нужен умиротворитель, жаждущий власти, фанатичный сторонник единства Британской империи, готовый отгородиться тарифами от остального мира, безнадежно коррумпированный и беспринципный (в его родной Канаде имелись подозрения насчет того, как сколотил он свое состояние), то наиболее очевидным кандидатом будет Макс Эйткен, лорд Бивербрук. Клемент Эттли, не разбрасывавшийся попусту подобными словами, говорил, что Бивербрук – единственное воплощение зла, которое ему доводилось видеть. Это мнение разделяли и другие[27], хотя Черчилль время от времени держался с Бивербруком по-дружески. Бивербрук, надо отдать ему должное, никогда не был активным антисемитом, однако недолюбливал евреев и не считал этот вопрос существенным для себя. После Великой войны, до начала тридцатых, это был образчик газетного магната, успешно вмешивающегося в политику, и Стэнли Болдуин смело припечатал его, назвав владельцев газет людьми, имеющими «власть без ответственности – привилегию, веками принадлежавшую проституткам». Ни один медиамагнат не имел подобной силы до тех пор, пока Маргарет Тэтчер после победы на выборах в 1979-м (а за ней Тони Блэр и Алекс Сэлмонд из ШНП) не начала усиливать влияние Руперта Мердока.