Даже поклонникам Лютера казалось, что это уже чересчур. Среди протестантов многие презирали иудеев, но находились и те, у кого они вызывали сочувствие. В Англии, где пуритане, считавшие себя новым Израилем, бросились изучать иврит, оно порой приобретало даже оттенок восхищения. Ещё до приезда в Лондон Манассе представители некоторых протестантских течений объявляли грехом то, что «иудеям запрещено открыто исповедовать свою религию среди нас» [725]
. Некоторые предупреждали, что Божий гнев обрушится на Англию, если она не покается в том, что изгнала их. Другие считали, что, допустив их в страну, можно ускорить их обращение в христианство и тем самым приблизить наступление последних времён. Кромвелю, созвавшему целое совещание в Уайтхолле, чтобы обсудить прошение Манассе, эта идея понравилась. Однако добиться её официального одобрения ему так и не удалось. В результате он снова пошёл на компромисс. Формально запрет иудеям селиться в Англии отменён не был; но в частном порядке Кромвель дал добро и предоставил Манассе содержание в размере ста фунтов. Уже в декабре один англичанин записал у себя в дневнике: «Иудеи были допущены» [726].Но даже этого некоторым в Англии было мало. Члены «Общества Друзей» – так себя называли квакеры – считали, что на них возложена миссия проповедовать евреям. «Господь поместил в меня добрый дух Свой и обратил ко мне слово Своё (пылавшее во мне, словно огонь)» [727]
. Власти не в силах были погасить этот пламенный порыв проповедовать Царствие Божие, поддавшись которому некоторые квакеры проповедовали голышом или в рубище, посыпая голову пеплом. В отличие от диггеров, которых землевладельцы в конце концов выселили из мест, где они проживали, квакеры, несмотря на враждебное отношение к ним властей, процветали. Особенную активность проявляли женщины. Одна из них проникла в покои Кромвеля в Уайтхолле и, увидев лорда-протектора, назвала его «навозной кучей» и целый час призывала покаяться. У другой, бывшей служанки, получилось добраться до Константинополя и прочитать проповедь самому султану. Но особенные надежды квакеры возлагали на миссию к иудеям. Поскольку формальный запрет Кромвель так и не отменил, миссионеры отправились в Амстердам. Поначалу дела их там шли не слишком успешно. Амстердамские иудеи не проявляли к проповеди квакеров никакого интереса; власти Амстердама были настроены враждебно; нидерландского языка не понимал никто из миссионеров, за исключением одного. Но квакеры не привыкли отчаиваться. Они писали, что обнаружили «в сердцах многих иудеев искру, которая со временем может разгореться, превратившись в пылающее пламя» [728].С точки зрения любого из «друзей», это был весомый повод для оптимизма. Квакеры хорошо разбирались в Священном Писании, но, как и другие радикалы, не считали его главным источником истины. Самые впечатлительные из них – разумеется, к неудовольствию лидеров движения – публично сжигали Библии. Они верили, что открытость Духу, для взаимодействия с которым не нужны никакие посредники, ставит их выше раздоров, воцарившихся среди остальных христиан. «Слеп тот, кто ставит букву выше света, когда буква свидетельствует, что Христос – свет» [729]
. На вопрос, что или кого следует понимать под светом – совесть, от рождения присущую всем людям, о которой писал Павел, или Дух, или Христа, или всё сразу, – квакеры не могли дать однозначного ответа. Но их это не особенно беспокоило. Чтобы познать свет, нужно его ощутить. С такими словами Маргарет Фелл, одна из основателей «Общества Друзей», обратилась напрямую к Манассе. Вскоре последовала и вторая брошюра, озаглавленная «Любовный привет семени Авраама среди евреев». Квакерам, проповедовавшим в Амстердаме, не терпелось перевести оба этих трактата на иврит. В письме, адресованном Фелл, они с радостью сообщали, что нашли переводчика. Он был не только талантливым лингвистом, но и учеником самого Манассе [730].