Немного отлежавшись, я принялся раскладывать оставшиеся вещи, запинывая дорожные сумки и коробки под кровать. Патефон Дана уже нашел себе место у окна, а Фри откуда-то притащила темный ковер и развесила под потолком гирлянду, так что здесь стало даже уютно.
Пока я прятал в комод перо для вызова заоблачников, которым, судя по заряду, можно было воспользоваться еще пару раз, в комнате раздался голос:
– А хорошо устроился.
На перилах балкона сидела Луна.
Когда я вышел к ней, она недовольно закатила глаза и вскинула руки.
– Чтоб ты знал: я не хотела тебя убить, отправляя в темницу. В смысле, у меня не было выбора.
– Ты просто не знала, что делать, – сказал я. – Тебе поручили только привести меня в Соларум и обучить. Остальное не должны были взваливать на твои плечи. За это отвечала Мемора. Но все вышло так, как вышло, поэтому ты действовала по ситуации. Кто-то должен был доставить осколки Антареса в то странное невозвратное место. И ты подумала: не зря же он заставил тебя взращивать его сына?
– Смотрю, ты много размышлял над случившимся, – отметила она.
– Больше, чем хотелось бы. Всегда хорошо понимать, с какой целью кто-то посылает тебя на смерть.
Луна замялась, отведя в сторону синие глаза.
– На тебя тоже взвалилось больше, чем следовало. Ты ведь вернул себе часть души?
Вместо ответа я снял звезду-подвеску. Орнега осмотрела меня и надменно усмехнулась:
– Мне так нравится больше.
– А мне – не особо, – ответил я, возвращая украшение на место. – Ты пришла только объясниться?
Она бросила мне небольшой свиток.
– Выполняю роль гонца. Первый и последний раз. – Она глубоко вздохнула, явно радуясь этой мысли. – Теперь наконец могу и собой заняться.
– Куда-то отправишься?
– В прекрасное «как можно дальше отсюда».
Я отвернулся, пытаясь вскрыть свиток.
– От кого это?
Но по балкону уже растекся фиолетовый дым, унесший Луну в ее желанные дали. Я только пожал плечами и развернул посылку. Стоило мне сделать это, как на ладонь упал странный предмет. Перламутровая линза в серебряной оправе с измерительными метками. Я взглянул на приложенную к свертку записку, и сердце мое замерло. Почерк был знакомым.
На темном небе, в котором сияло так много звезд, что они, казалось, могли пересыпаться через край, сияло созвездие Скорпиона. В самом его центре, точно бьющееся сердце, мерцал Антарес. Я все еще слегка сердился на него, хотел поговорить. Но он лишь молчаливо внимал мне, наблюдая с далеких небес. То было большее, на что он теперь оказался способен. И даже за это немногое я был ему благодарен.
Вокруг царил мрак, лица на барельефах отражали слабый бледно-голубой свет своими гладкими контурами. Бетельгейзе стояла перед крупной проекцией одной из префектур, когда Альдебаран возник прямо за ее спиной. Звезда это почувствовала, а потому, не обернувшись, сказала:
– Мне жаль, что даже при моем обещании не нарушать твоей свободы ты вынужден вновь оказываться рядом со мной.
Она неодобрительно скрестила руки на груди. Альдебаран осмотрел ее строгий белый костюм и пышную реку волос, в которую были вколоты драгоценные голубоватые камни, едва сияющие в темноте. Алый цвет прядей поблек, как и сама Бетельгейзе. Блеск в глазах угас; вся она будто бы покрылась пылью и утратила краски. Восстанавливаться после Апогея ей предстояло еще долго, но все лучше, чем отправиться в сомниум или погибнуть.
Эквилибрум звучно усмехнулся:
– Ты единственная, кому я счастлив помогать в любое время. Потому не сильно об этом тревожься.