Главное условие вечной доминумной связи – привязанный должен время от времени появляться возле своего Доминума. Его тащило к нему сквозь пространство. За ослушание Альдебаран мог растворить свою душу в Обли– вионе.
– Я все хотел узнать, как тебе стало известно о моем состоянии.
Бетельгейзе обернулась со смешанным выражением.
– Мне прислали весть, насколько ты плох. Должно быть, кто-то из твоих подчиненных.
Альдебаран замер. Никто из приближенных не знал об Обливионе. Кроме пары душ, но Зербраг вряд ли стал бы помогать после вспоротой глотки. Оставался один вариант. Префект не сдержался и натянул уголок рта в ухмылке.
– Какие у нас дальнейшие планы? – спросил он, подходя ближе.
Бетельгейзе в задумчивости поднесла ладонь к красным губам, быстро бегая глазами по карте.
– С этого момента у нас с тобой одна задача, – сказала она, обходя круглую проекцию по кругу. – Я хочу выяснить, где на самом деле был Зербраг и что он делал во время своего похода. Искал ли он Маяки, как и заявлял, или делал нечто иное? Я не желаю упускать его из виду. – Звезда резко подняла свои яркие глаза на Альдебарана. – Мы будем наблюдать за ним. Он не доверяет Антаресу и от своего не отступится. Он слишком долго к этому шел. И если Зербраг действительно что-то задумал, мы должны быть наготове. Самое страшное, что может произойти, – не просто война с Тьмой. А война с самими собой. Мы обязаны помочь Антаресу в критический момент. Тени сгущаются, Альдебаран. Сгущаются в самом Свете. Ты поможешь мне?
Он кивнул.
– Под покровом Тьмы и в сиянии Света. Я всегда буду рядом.
Мы со Стефаном сидели в пустой Манипуляционной. Среди протекторов никто, кроме него, не знал о моей тайне. Я молчал о его бессмертии, а он – о моей звезданутости, все было по-честному. Мне казалось правильным скрывать сей факт. Протекторы могли обо всем рассказать эквилибрумам, и кто знает, как те среагируют, узнав, что Антарес Непогасимый имеет сына.
Пока я делал заметки в блокноте, то не заметил, как Стеф поднес горящую зажигалку к моей ладони.
– Проверку на термостойкость тоже проходишь, – заметил он.
– Какого хрена?! – возмутился я, отдернув руку.
Мы то и дело занимались тем, что проверяли мои новые способности и отслеживали изменения. Не все из них были хорошими. Тело снова перестраивалось, прямо как когда Антарес забрал у меня осколок много лет назад. Усталость и боль постепенно накатывали, и я знал, что дальше будет только хуже.
– Если нас накроет волной огня, буду знать, за кем ныкаться. – Стефан убрал зажигалку.
– Ты бессмертный, – с прищуром напомнил я.
– Да, но сгорать заживо – такое себе удовольствие, не рекомендую.
Я отвернулся и оглядел ниши с рисунками. Не сразу, но взгляд упал на тринадцать Первородных меток. Чем дольше я вглядывался в них, тем явственнее по спине пробегал холодок. Символ Света – четырехконечная звезда. Символ Тьмы – водоворот.
Я встал с места и неторопливо подошел к ним, разглядывая метки словно в первый раз.
– Они же ни за кем не закреплены, да?
– Так говорят, – бросил Стеф, подперев лицо рукой и лениво рассматривая мои записи. – Слишком уж сильными были бы носители. Это же самые сложные и самые мощные метки для манипулирования. Но кто-то верит, что они вроде как живые или около того. Много баек и легенд. Не зря же эквилибрумы выбирают одну или две и поклоняются им в Храмах Первородных? Как по мне, в этой чертовой Вселенной все возможно, так что ни в чем уверенным быть нельзя.
Метки всегда оставались на грудине планетаров и орнега. Их ничем не скроешь. Мыслями я вернулся в темницу, в тот миг, когда сорвал платок с шеи Гортраса и оторвал ворот. На его коже имелась метка Тьмы. Я был готов поклясться чем угодно, хоть и не знал, что это могло значить для всех нас.
Свет и Тьма, Жизнь и Смерть, Пространство и Время, Разрушение и Созидание, Трансмутация и Стазис, Добро и Зло. Судьба. Тринадцать столпов Вселенной. Мне казалось, что я нахожусь перед чем-то недосягаемым и запретным, держа в руках ключ от загадки, предназначенной кому-то другому, но не мне.
Так сказали Черно-Белые, Олрат и Тарло. Одновременно похожие и разные. Их предсказания всегда сбывались – хоть голову себе расшиби, но они добьются желаемого.
Тогда я не знал, какие еще испытания они мне заготовили, но поклялся себе, что буду ждать их. Что бы ни случилось, буду готов. Я не позволю этому миру сломить себя.
Глава XLIII
Истины, что знает каждый