Домой не по пути

Джесси кланяется, отводит меня немного в сторону и показывает Уиллу, чтобы тот отбил бит. Боже, дурдом, меня так и тянет расхохотаться, но я сдерживаюсь и гляжу на Бонда со всей серьезностью, на которую только способна.

– Белла, Эдвард, свадьба, ну же, Реган. В конце эпичный момент, воспоминания.

– Я похожа на человека, который любит «Сумерки»?

– Ты похожа на человека, который любит всё, что ненавидят остальные.

– И как это относится к песне, Джесси?

– Вспоминай, в конце, они на поляне лежали, и там такая мелодия была милая: «Я любила тебя тысячу лет, и буду любить столько же». Поняла?

– О господи, – я хлопаю себя ладонью по лбу, – ты издеваешься, что ли?

– У тебя нет выбора.

Джесси пожимает плечами и смотрит на Тэмми. Неужели она знает партию? Вот это да. Сейчас еще окажется, что они репетировали.

Тэмзи с серьезным видом начинает играть медленную светлую мелодию, а я громко выдыхаю и становлюсь в центр сцены. Как там песня-то начинается? Сердце не бьется? Или бьется. Быстро, медленно. Черт.

Я мило улыбаюсь и подмигиваю краснощекой невесте. Кажется, челюсть у нее вот-вот упадет на пол. Бедняжка, сколько ей сегодня пришлось пережить, а теперь еще и мы портим ее любимые песни. Наверняка, «Сумерки» она сто раз пересмотрела.

Наконец вспоминаю слова.

Мой голос становится очень нежным. Сама не понимаю, как начинаю петь красиво, проникновенно, закрыв глаза. В моей груди становится горячо-горячо. Я почему-то думаю о том, что сама вряд ли когда-то надену нарядное платье, признаюсь в чувствах. Испытаю ли я то, что сейчас испытывает эта девушка? Смогу ли я сказать то, о чем пою?

Я открываю глаза, и теперь уже не зрители смотрят на меня, а я на них.

Любовь – что это? Новое ли это слово, придуманное специально, чтобы как-то иначе назвать боль? Люди любят, но любовь не вечна. Она испаряется, как и любые другие чувства, как злость, зависть, презрение. В один момент ощущения теряют смысл. Так почему любовь должна остаться? Что в ней особенного? Почему о ней пишут книги, сочиняют песни, почему о ней мечтают, ее ждут. Любовь – вымысел, плод нашего разыгравшегося воображения, которому скучно и одиноко. Любовь опасна. Лишенные способности здраво соображать, люди творят невероятно глупые вещи. И все же любовь – повсюду. Будто бы одержимые и сумасшедшие, все ищут ее и не находят. Я уверена, чаще всего любовь – самообман, которым прикрываются те несчастные, которые не могут жить одни. Неужели этот русоволосый милый парень влюблен в толстушку, что с ним рядом? Она ведь больше его в два раза! Но он держит ее за руку. С ума, что ли, сошел? А она как вообще на него взглянула? Наверняка влюбилась в саму мысль, что на нее какой-то парень обратил внимание.

Встряхиваю волосами. Допеваю песню и отхожу от микрофона, хмуря брови. Что на меня нашло? В голову лезут ненужные мысли, и я протираю ладонями лицо.

– Ты чего? – спрашивает Кори, пока толпа аплодирует. – Ты в порядке?

– Я должна отойти.

– Что?! Но ты ведь солируешь.

– Пусть Джесси споет, хорошо? Я скоро вернусь.

Не дожидаясь разрешения, спускаюсь с небольшой сцены и бегу куда-то, не разбирая дороги. Прорываюсь через толпу, несусь к выходу и останавливаюсь на улице у терновника. Шипы царапают ноги, но я не двигаюсь, а смотрю в небо на звезды и молчу, сжимая до боли кулаки. Что на меня нашло? Я ведь и раньше думала, что у любви нет ни одного достойного оправдания, что любовь – вымысел, чушь и насмешка человека над собственным здравомыслием. В любви абсолютно всё неверно: ни желание посвятить свою жизнь другому человеку, ни попытки забыть о мире, заперев себя в ловушке из чужих стен. Любовь – идеал. Но ничего идеального в нашей жизни нет.

Значит, и любви нет.

Тогда что заставляет эту девушку сжимать руку этого парня? Что заставляет их быть здесь, а не где-то в другом месте? Не бывает такого, чтобы люди взяли и с ума сошли. Все. Вместе. Одновременно. Всем этим чертовым миром, будто бы сговорившись.

И тут я понимаю, что именно так меня испугало. Люди твердят о любви, у них ни от чего так глаза больше не горят, только от нее. А я никогда не испытывала этого. Я не любила. Я видела, как больно моей маме, и я закрылась в себе, как закрываются не на время, а навсегда двери и окна. Замуровала себя в собственном мире. Ледяная. Черствая.

И одинокая.

– Глупости, – ворчу я и нервно ковыряю землю.

Как мой отец любил мою мать? Он определенно любил ее бить, пиво любил и бар любил. Но любовь как чувство к человеку, как желание сойти с ума по одной улыбке, по одному лишь прикосновению – что моему отцу об этом известно?

Как и мне – ничего.

Я заправляю волосы за уши и протяжно вздыхаю. Тень от деревьев падает на лицо, ветки хрустят, покачиваются от ветра, и ночь пробирается внутрь меня, вдохновляя на те мысли, которые утром даже в голову не придут.

Внезапно я слышу чьи-то всхлипы. Оглядываюсь, вытягивая шею.