Домой не по пути

– Ты почти уничтожена, – едва слышно шепчет он и касается губами моей щеки, – ты проиграла, птенчик.

Становится нечем дышать. Его горячие губы так близко, и мое сердце останавливается. Хочется оттолкнуть его, но я не могу пошевелиться. Лишь бросаю на него взгляд и тут же об этом жалею.

Я не понимаю, что сделала неправильно, чем разозлила Уилла, почему заслужила его презрение. Но мне не нужно знать ответ. Я просто в очередной раз убедилась, какие люди эгоисты и как рьяно они самоуничтожаются, обвинив в этом тех, кому они дороги.

– Тебя ждут, Уильям, – произношу я, умудрившись равнодушно улыбнуться. Подаюсь вперед и касаюсь губами его щеки. Сердце у меня рвется из груди, бьется о ребра и взвывает на неизвестном языке, но голос мой спокоен, ровен и тих. Не узнаю его и удивляюсь, но не подаю вида. – Я вижу, как ты на меня смотришь, – томно повторяю я его слова, – но ничего не будет. Ты мне не нужен. Возвращайся на сцену, там тебя утешат.

Я отталкиваю парня от себя, а затем вновь тянусь к соку. Опрокидываю содержимое и решительно поднимаюсь из-за стола.

Голова кружится, и я едва не падаю.

– Осторожно, – восклицает Джесси и поддерживает меня за руку.

Я пару раз моргаю.

Не понимаю, что такое. Картина смазывается, а музыка превращается в какофонию звуков, давящих на виски. Хочу уйти, но Уилл хватает меня за локоть, тянет на себя. Лицо у него становится совсем другим – смягчается. Или мне кажется? Колени подгибаются. Я ощущаю, как странная сила – горячая и теплая – тянется к сердцу и берет его в широченные ладони.

– Ты куда? – спрашивает он. – Что с тобой?

– Отвали, Уильям! Я хочу танцевать. А тебя ждут. Обернись. Они соскучились. – Я вырываюсь из оков и бреду туда, где танцуют. Со мной творится что-то невообразимое – приятное и пугающее одновременно.

В одну секунду ясность исчезает, и я погружаюсь в состояние полнейшей пустоты. Я должна заполнить эту пустоту, причем немедленно. Желание пить превращается в жажду. Желание есть – в голод. Желание танцевать – в желание оторваться от земли и взлететь к потолку, умчаться в небо, да, в черное небо и стать северным ветром, гоняющим по дорогам иссохшие листья. Я улыбаюсь незнакомцам, прикасаюсь к ним пальцами и вижу, как от них отскакивают искры. О да, искры! Я не схожу с ума. Краски становятся в сто раз ярче, музыка – в сто раз громче! Что за странные чувства? Грудь пылает, горит, я сейчас сойду с ума, этот пожар, он опустошает меня, он обжигает, всё болит!

Откидываю назад голову, касаюсь ладонями лица, которое внезапно намокает и становится горячим. Мне нужно найти воду и выйти на свежий воздух. Я слышу, как в соседнем зале поет Уилл. И его голос проходит сквозь меня, разлетаясь по всему телу, разбиваясь на сотни осколков. Его голос в голове, он повсюду. Я закрываю глаза, а передо мной его лицо, и запах сигарет, и дым. Он обнимает меня, я прижимаюсь к нему и откидываю назад голову. Мне нравится, что Уилл здесь, и что он там, и что я где-то, где мир взрывается на тысячи красок и звуков.

– Пойдем, – слышу я голос у моего уха, – пойдем со мной.

Это не Уилл. Это не его голос. Я открываю глаза и вижу незнакомца. Его лицо в тени, видны лишь губы, которые зовут меня за собой, но я не хочу идти. Я пытаюсь сопротивляться, а ноги не слушаются, как и руки. Я просто невнятно шепчу что-то, а в груди горит шар из ужаса. Что со мной? Я не понимаю, я ничего не понимаю. Дергаюсь, незнакомец дергается вслед за мной, и тут я вижу черты его лица – знакомые мне черты. Именно этот человек лапал меня на парковке, когда Уилл решил вернуть свою машину.

Он тянет меня, а я в ужасе примерзаю к полу и верчу головой.

– Нет-нет! – не может быть, чтобы этот мужчина был здесь. Не может. Я закрываю глаза и ощущаю, как рвота подскакивает к горлу. Боже, как же мне плохо, кожа горит, лицо горит. Боль выворачивает наизнанку, и я кренюсь назад, ударяюсь спиной о ледяную стену.

– Ты чего? Эй, красотка, что с тобой?

Когда я раскрываю глаза, то вижу совершенно другого человека.

Какого черта? Что происходит! Это не он был на парковке, я его вообще впервые вижу! Мне показалось. Мне просто показалось…

– Тебе плохо? Может, позвать кого-то?

Я не могу заставить себя выпрямиться. Пытаюсь понять, какого черта мое тело меня не слушается, но отвлекаюсь на то, как сверкают шары светомузыки, как преображаются человеческие голоса и музыка.

– Мне надо, – тихо шепчу я, заплетающимся языком, – мне надо найти друзей.

– Чего ты ревешь? – неожиданно звучит до боли знакомый голос, и я порывисто поднимаю голову. Нет! Нет! К глазам подкатывают слезы, тело наливается ледяным ужасом. Он не может быть здесь, не может, нет… – Какого хрена ты ревешь? – еще громче спрашивает отец, и я вжимаюсь изо всех сил в стену.

Меня трясет. Тело дрожит, я шатаюсь, а отец стоит так близко, что я ощущаю запах, его запах – терпкий и тяжелый. Запах пота, пива. Запах грязи.

– Я не реву, я не…

– Задолбала со своими психами!

– Не понимаю, я…