Домой приведет тебя дьявол

Освальдито отошел от кровати, и мы повторили наш маленький балет, пропуская толстяка вперед. Когда мы вышли из комнаты, я посмотрел на El Milagrito – это маленькое чудо – в последний раз. Теперь я мог прочесть каждый отсутствующий кусочек, каждый шершавый шрам. Как долго он уже страдает в руках этих людей? Сколько денег они заработали, нарезая его на куски! Беда с человечеством состоит в том, что оно всегда хуже, чем самое плохое, что ты можешь вообразить. Мы – самое дно, злобные существа, копающиеся в грязи, которую сами и создали, наши глаза смотрят в отравленное небо, населенное нами призраками, чтобы помогали нам уснуть ночью, чтобы позволили нам называть причины, по которым мы делаем то, что делаем. Я тут же понял, что мое безмолвное невмешательство в то, что происходило в этой маленькой темной комнате, будет преследовать меня.

Никто из нас не храбр в той степени, в какой мы про себя думаем.

Освальдито открыл входную дверь. Хуанка остановился рядом с ним и спросил:

– Ты новенький? Что случилось с твоим предшественником?

Толстяк не ответил.

– Какого черта, чувак? Тебе откусили язык?

Освальдито открыл рот. Внутри я увидел короткий розовый обрубок языка близ самого горла. Язык у него был отрезан.

– No mames… – со сдавленным смешком сказал Хуанка. – Estos huevones están todos locos[138], – добавил он, выходя. Освальдито посмотрел на меня. Его глаза были похожи на глазные бусинки таксидермиста. Он переместил руку с «узи» и коротким стволом почесал себе яйца. Я поспешил за Хуанкой.

Я не знаю, чего я ожидал, когда мы вышли на улицу, но я никак не предполагал, что увижу мир на его прежнем месте, ярким и ничуть не изменившимся. Я не ожидал увидеть машину там же, где она стояла, как не ожидал, что и все остальное будет выглядеть как вещи, которые принадлежат миру, где детей калечат в маленьких темных комнатах.

Брайан в машине по-прежнему обнимал свое тело. Он казался более бледным, чем обычно, и капельки пота проступили на его лбу и носу. Он и не предполагал о кровавом кошмаре, который творился в доме. Я почти завидовал ему.

Мы с Хуанкой сели в машину. Он положил отрезанный палец на некотором удалении от себя, вытащил ключ из какого-то места, где его прятал, вставил его в замок, и машина, взревев, ожила и разбудила Брайана.

– Вы… Вы, ребята, закончили? – спросил он.

– Да, закончили, – сказал Хуанка. – Жаль тебя не было с нами, чувак. Марио хорошо держался. Я думал, он психанет, но этот утырок вел себя профессионально. Ха-ха!

Смех Хуанки был неуместен – чуждый звук в невероятной ситуации. Мне стало неловко.

Хуанка включил радио, нажал на несколько кнопок. Улыбнулся.

– У меня есть идеальная песня, компас[139].

Раздался звук гитарной струны. Хуанка прибавил громкость, звук аккордеона взорвал динамики автомобиля. Потом голос, несколько нечеткий и заглушаемый пронзительным аккордеоном и состоянием динамиков в машине Хуанки. Мужской голос начал петь о ком-то, пересекающем пустыню в попытке добраться до Тихуаны[140]. Слова о пересечении привлекли мое внимание. Песня рассказывала историю о двух наркоторговцах, везущих травку в гробу. Хуанка с улыбкой на лице подпевал голосу из динамиков.

– Это о реальных cabrones, так? – спросил он.

– Ты это о чем? – спросил Брайан с заднего сиденья.

– Розаура Сантана и Хуан Эскаланте. Это были реальные люди. Эти cabrones устали нищенствовать и попытались перевезти через границу сто кило травки в какой-то гребаной труповозке. Они думали, что проехать через Тихуану будет проще. Ну, там и трафик, и все такое. Когда на этой гребаной таможне их попросили открыть гроб, Розаура и Хуан достали пистолеты и принялись палить. В тот день погибли четырнадцать человек, включая и их. Я слушаю эту балладу, которую написал в их память Чалино[141], каждый раз, когда еду на дело. Она напоминает мне, что дела могут пойти наперекосяк… и если это случится, то должны полететь пули.

Брайан с заднего сиденья издал какой-то звук – то ли стон, то ли вздох. Я молчал. Хуанка нажал на газ. Нас вдавило в сиденья. Это ощущение воплощало собой то, что я чувствовал: я стал жертвой инерции.

Глава 12

Мы ехали почти молча – по Ф-35 из Сан-Антонио, потом перебрались на Ф-10. Я смотрел в окно и читал названия мест, через которые мы проезжали, названия ресторанов быстрого питания, остававшихся позади. Это был способ попытаться прогнать из головы то, чему я стал свидетелем. Я действовал почти как защитный механизм. Почти.

Палец с ноги маленького чуда был с нами в машине. И то, что я его не видел, не особо мне помогало. Мои мысли все время возвращались к смыкающимся губкам болтореза, к хрусту кости под нажимом стали.

Я хотел задавать вопросы, но знал, что не готов к ответам, а потому продолжал смотреть в окно, слушать звук, издаваемый колесами, катящимися по асфальту, пытался уйти глубже в себя, чтобы отстраниться от того, чему я был свидетелем.