Внутри «Эль Империо» стоял полумрак. Над танцевальной площадкой висели неоновые лампы, дававшие голубой свет. Зал имел форму квадрата с барной стойкой у стены, противоположной стене двери, с туалетами и несколькими бильярдными столами в самом конце. Будка диджея была засунута в угол рядом с танцевальной площадкой. Потные тела двигались в ритме музыки. Ритм был повторяющийся и тяжелый – та самая устойчивая пульсация сердца, которую мы слышали, проезжая мимо.
У барной стойки на высоких табуретах сидели несколько человек, большинство – спиной к танцплощадке, уперев локти в стойку. Они напомнили мне мексиканца, с которым я познакомился в баре, пока ждал Брайана. Потом я вспомнил человека в туалете, вспомнил о том, что случилось на парковке.
«Будь осторожен, оре».
Никто из них не посмотрел на нас, когда мы подошли. Все они нянчили выпивку в руках – в красных пластиковых стаканах или банках. Роль бармена выполняла молодая женщина с лицом полным металла и с выбритой левой половиной головы. Волосы с правой стороны были выкрашены в зеленый цвет и ниспадали через ее лицо на левое плечо. На женщине была майка. Ее правую руку обвил зеленый дракон, голова которого занимала большую часть плеча и исчезала на мгновение под штрипкой, чтобы появиться снова на ее груди, где выблевывала красный и оранжевый огонь, доходивший до другого плеча.
Хуанка пересек зал, не останавливаясь и ни на кого не глядя. Он подошел к бару, приподнял секцию для прохода, прошел, дал нам знак следовать за ним. Барменша посмотрела на нас, в ее глазах вспыхнула ярость, она потянулась рукой в пространство под стойкой, но тут узнала Хуанку. Ее глаза смягчились. Она кивнула ему, улыбнувшись, после чего занялась клиентами, сидевшими за стойкой.
Стену закрывал черный занавес. Я сначала и не заметил в нем щелочку света. Хуанка откинул занавес, за ним обнаружилась дверь. Он открыл ее, вошел, но остановился, придерживая и дверь, и занавес. Мы прошли следом.
Мы оказались не на улице, а в некоем подобии заднего двора. В длину он достигал нескольких сотен футов сухой земли с мертвой травой между заборами, которые едва виднелись в темноте. Напротив того места, где мы остановились, располагалось еще одно здание. Оно не было похоже на то, где разместился «Эль Империо». У этого дома стены были покрыты ржавыми гофрированными оцинкованными листами жести, и походил он на складское помещение. Здесь была двойная дверь в середине фасада, и отсутствовали окна. У двери стояли два чувака с автоматами AK-47.
– ¿Quе́ onda, Manuel?[232]
– прокричал Хуанка.Человек слева прищурился. Его лицо сломалось в улыбку.
– Hijo de la chingada, llegо́ el elegido[233]
, – сказал человек.Мы через двор подошли к охранникам. Они явно были рады возвращению Хуанки. Хуанка представил нас, и мы обменялись рукопожатиями. От них несло пивом и ружейным маслом. Того, который нарек Хуанку избранным, звали Герардо. Он сказал, что второй человек, Антонио, рад знакомству с нами, но не может произнести ни слова, потому что у него нет языка. Мои мысли скакнули в Сан-Антонио к двум отрезанным языкам, которые я видел в том жутком доме…
– ¿Vienes a ver a Don Vázquez, no, culero?
– Pues a ver tu cara de pendejo no vengo, güey[234]
.Парни с автоматами рассмеялись и открыли для нас двери.
Мы вошли и оказались в чем-то среднем между клубом, баром, боксерским рингом и складом. Шум внутри являл собой иного зверя. Это был постоянный гул голосов, а не пульсации хаус-музыки[235]
. Дым сигарет, сигар и, судя по горько-сладкому запаху, травки висел в воздухе, как некое физическое существо, которое можно пронзить ножом.В середине помещения кружком стояли человек пятьдесят, они орали как сумасшедшие. Хуанка подвел нас вплотную к месту действия, и мы протиснулись в кружок.
Перед нами была круглая цементная яма с полом, покрашенным в цвет лаймовой зелени. Два петуха взлетали в воздух, ударялись друг о друга. Один был почти полностью белым, а цвет другого был такой коричневый, что почти переходил в черный. С каждым движением птиц люди вокруг нас приходили в исступление, словно по комнате пропускали электрический ток.
Петушиные бои – не спорт. Это спектакль. Кровавый и быстротечный. А к тому же запрещенный. Я несколько раз был на петушиных боях с моей бабушкой в одном специальном клубе, расположенном за рестораном в городке, где она любила бывать. Когда моя мать была занята или исчезала на один из своих кутежей, меня брала с собой моя бабушка. Клуб был неподходящим местом для ребенка. И неподходящим местом для старухи, но ей бои нравились. Она мне не раз объясняла, как определить петуха-победителя перед боем – нужно посмотреть, как он двигает головой. Если движения дерганые и нервные, то такой петух не может сосредотачиваться. Забавно, что это же применимо и к человеку.
Петухи перед нами снова подпрыгнули, за гвалтом вокруг ямы не были слышны хлопки их крыльев. Птицы сталкивались друг с другом в воздухе, а потом падали по отдельности. Крохотные перышки планировали на пол.