Сведенными непослушными пальцами она развязала узелок. В нём лежала пожелтевшая фотография хорошенькой полуобнаженной полинезийки с рассыпанными по плечам вьющимися черными волосами, завернутая в тряпочку раковина с розовой изнанкой, вытянутая, как веретенце, обломок коралловой веточки, несколько засушенных цветков и сложенный вчетверо листок бумаги в клеточку, на котором бледнолиловыми чернилами было написано какое-то непонятное слово,
— Только всего и есть, — сказала Агафья Трифоновна. — Чепуха всякая. Только, раз уж он всю жизнь берег, как же я все это в печку побросаю. Нет, я такой грех на себя не возьму. Передашь, Вера Константиновна?
— Передам, — сказала я.
— Ну и ладно. А еще скажи мне, чего это девчонка твоя — светленькая которая — все нюнит, да нюнит?
— Напугали ее сильно, Агафья Трифоновна. Еще когда в деревне мы жили. С тех пор нервы не в порядке,
— Нервы?.. И слова-то такого мы прежде не знали. А теперь, бабы голосят от мужнего произвола, а доктора все свое талдычат: нервы да нервы, и таблетками пичкают. Ну, а я тебе травки настою, поить будешь.
Заглянула я к Ляле Васильевой — усталой, взвинченной, одолеваемой всевозможными трудностями, служебными, домашними, бытовыми, родственными.
— И зачем Нина потащила тебя к этой Капитолине? — сказала она. — Мерзкая баба. Предложит что-нибудь неподходящее, а если откажешься, будет всюду звонить — до чего неблагодарных людей к нам из-за рубежа понаехало, эмигрантов бывших. Я ее хорошо знаю. Она всех нас ненавидит.
— За что?
— За хорошую в прошлом жизнь, наверное. Мне кажется, зря ты хочешь устраиваться преподавать в школе. Это такой тяжелый труд. Дети невоспитанные, грубые. Мне хоть с коллективом повезло, а в большинстве школ интриги, неприятности. Мне вот пришло в голову — надо поговорить с директором центральной библиотеки. Взяли бы тебя заведовать иностранным отделом. Зарплата, правда, не ахти какая, но ты могла бы уроками подрабатывать. Весной, когда абитуриенты к вступительным экзаменам в разные институты начинают готовиться, можно неплохо заработать. Подожди немного, что-нибудь придумаем.
— А переводов никаких нельзя достать?
— Для этого надо в Москву ехать. Да и там вряд ли сумеешь найти. Мне одна знакомая рассказывала, у переводчиков там круговая оборона, не пробьешься. Нет, лучше ты немного подожди. Может, что-нибудь выгорит с библиотекой. Я постараюсь.
Мы повспоминали Тяньцзин, уговорились сходить в ближайшее время к Синейчукам, а потом встретить всем вместе новый год — 1955 — мой первый Новый год на родной земле.
Незадолго до нового года поступило предложение от Капитолины Степановны преподавать английский язык в пятых и шестых классах в школе в городском предместье за Иртышем. Нина, передавая мне это предложение, выглядела несколько смущенно,
— Не знаю, согласишься ли ты. Хотя отказываться, я считаю, недипломатично. Возможно, она действительно не может ничего другого предложить. Далеко, конечно. Зимой пешком через Иртыш. Транспорта никакого. Выходить надо часов в і шесть утра. Но, может, это так, для начала, посмотреть, как ты работаешь… В общем, решай сама. Ответ надо дать в будущий вторник, так что у тебя четыре дня. Решай, но помни — тут надо многое взвесить.
— Даже и не думайте! — решительно сказал Андрей Алексеевич, к которому я пришла посоветоваться. — Да ведь это самый у нас бандитский район. В потемках там ходить — это, значит жизнью своей не дорожить. А вам, насколько я понимаю, швыряться своей не приходится. Да лучше нянькой в больницу устроиться или в детский сад воспитательницей. Что-нибудь да подвернется. А там за беретку грошовую людей убивали, не то, что за платок пуховый. Ни в коем случае не соглашайтесь.
Предложения подворачивались. Жена Ивана Гавриловича Галина Степановна — красивая черноглазая дама, всегда оживленная, обшивавшая в Омске всю городскую знать, предложила мне работать с ней. Увы, шить я не умела. В больнице нашлось бы для меня место регистраторши, но платили там в два раза меньше, чем стоила наша проходная комнатушка у Агафьи Трифоновны. На большом заводе директор соблазнился было моим знанием технического английского языка и опытом в области делопроизводства, но, узнав, что опыт свой я приобрела, работая в конторе «Дженерал Моторе», сразу же потерял ко мне интерес. Я продавала вечерние платья, китайские безделушки, вышитые скатерти и напряженно ждала ответов на письма, отправленные в Москву.
Как-то утром, когда я чистила в кухне картошку на обед, входная дверь шумно распахнулась от сильного толчка и порог переступил рослый молодой человек в измазанном краской ватнике. За ним следовал солдат с ружьем. Я невольно попятилась.
— Не пугайтесь, — насмешливо сказал молодой человек. — Со мной он. Стережет, чтобы не убег. Старушонка-то у себя?