Когда я в первый раз попытался встать из-за стола и распрощаться, он убедил меня задержаться ещё на полчасика, при этом уговаривал минут десять, крепко держа за руку. Точно помню, именно с этого момента он начал говорить о домовиках и обо всём сверхъестественном и мистичном. Вот когда он изменился и преобразился. У него горели глаза, раскраснелось лицо, на лбу появились капельки пота. Поздним летом в Таразе в вечернее время иногда бывает прохладно, поэтому было видно отчётливо, как клубился пар у него над головой. Агашка словно помолодел на глазах, но меня насторожило то, что у него сменилась тональность в голосе от переизбытка чувств. Он говорил теперь, как бы раскачивая слова. Голос его то едва был слышен, то, ломаясь, превращался в крик. Я же воспринял это как верный признак определённой стадии опьянения, когда человек начинает в таком одурманенном состоянии утрачивать моральный облик и вместе с этим контроль над своими действиями.
Вторая попытка покинуть его назойливое общество случилась часа через полтора по сложившейся ситуации и оказалась более удачной, если не считать того, что он взял с меня слово, обещание проводить его до дома. Мне к этому моменту уже всё окончательно надоело, к тому же мой любимый «Ливерпуль» с трудом выиграл со счётом 2–1, и я, чтобы отвязаться скорее от этого надоедливого аксакала, – пусть при этом мне было это малоприятно – взял на себя такое обязательство. Здесь он обмолвился, что живёт совсем неподалёку, рядом со зданием областной администрации, по проспекту Абая в доме № 131 «А», который находится за магазином «Айша», и у него квартира 10.
Ермахан Муратович настойчиво и как-то умело, с упорством, уговаривал меня зайти к нему в гости. В шутливой форме извинялся за то, что квартира его находится на четвёртом этаже, даже за то, что в подъезде отсутствует лифт, помимо этого наговорил ещё много чего для убедительности, но все его манёвры были безуспешны. Я выдержал натиск аксакала с принудительным гостеприимством и остался непреклонен и непоколебим, к своему удивлению. Он, видимо, сообразил уже бесперспективность уговоров и сменил тактику. Подозревая то, что следующей встречи уже может не быть, вернее, «разговора по душам», по понятным причинам, он решил применить «ход конём», то есть заручиться хотя бы взятым обещаньем.
– Ты вообще, Рахман, верующий? Судя по твоему имени, можно предположить то, что ты происходишь из семьи с религиозным семенем в крови, что для современного казахского народа несвойственно.
Я долго не думал над ответом:
– Конечно, я должен воскликнуть в порыве страсти от любви к Аллаху и гордости за свою преданную покорность в истинную Веру.
– Ашхаду Ал ля Илаха Илла-лаху, ва Ашхаду анна Мухаммадан абдуху ва расуллуху (Свидетельствую, что нет Бога кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммад – Его раб и Его посланник). – Немного помолчав, как бы оправдываясь, добавил. – Ереке! Судя по всему, Вам неизвестно то, что верующих в Аллаха было всегда условно три категории. Не буду сейчас утомлять Вас подробностями, тем более это неприлично в нашем состоянии. Просто скажу конкретно, существуют три ступени почитания и любви к Аллаху.
Нижний ряд – муслимы. Это те, к коим отношусь и я, которые находятся на пути к совершенствованию своих качеств. Они читают намаз время от времени, когда получится и придётся, это выпадает у них обычно на пятницу, а в остальное время они всегда чем-то заняты, у них оправданий найдётся миллион. В сутках 24 часа, из этого времени они не могут выкроить всего лишь один час для поклонения Всевышнему Богу. В нас мало веры.
Средняя ступень – это ряд повыше, достойные мумины, оплот веры и надежда ислама. На их плечах несёт бремя миролюбия весь белый свет, живой мир и вся одухотворённость вселенской сущности. В их руках покоится, нежась, хрупкая природа человечности. Они читают пятикратно намаз, призывают к вере, трудятся на всеобщее благо, живут честно, по справедливости, помогают слабым вниманием, их терпение – это и есть колыбель мира.