— Послушай, Санчо, — сказал Дон Кихот, — если ты советуешь мне жениться только для того, чтобы поскорей сделаться королем и осыпать тебя милостями, то знай, что я и без женитьбы легко смогу удовлетворить твое желание. Прежде чем вступать в бой с великаном, я возьму с принцессы клятву, что в случае моей победы она отдаст мне часть королевства. Тогда, и не вступая в брак, я получу во владение целую провинцию и буду вправе подарить ее, кому захочу. А кому же мне подарить ее, как не тебе?
— Конечно, — ответил Санчо, — только вы позаботьтесь, ваша милость, чтобы эта область прилегала к морю, потому что, если тамошние края мне не понравятся, я погружу моих вассалов-негров на корабли, отвезу их в Испанию и продам в рабство. А теперь разрешите, ваша милость, дать вам один совет: нечего вам тратить время на свидание с сеньорой Дульсинеей, отправимся-ка немедля убивать великана. Чем скорее мы обделаем это дельце, тем лучше; ей-богу, мне сдается, что от него нам будет и честь и польза.
— Повторяю тебе, Санчо, — сказал Дон Кихот, — что ты можешь на меня положиться. Я последую твоему совету и сначала покончу с великаном, а уж потом повидаюсь с Дульсинеей. Но имей в виду: не говори никому ни слова о том, что мы с тобой решили. Ведь если Дульсинея так осторожна и скромна, что желает, чтобы все оставалось тайной, то ни мне и никому другому не следует ничего разглашать.
— Но в таком случае, — сказал Санчо, — почему же вы отсылаете к сеньоре Дульсинее всех, кого побеждает ваш меч? Не значит ли это на весь мир трубить о своей любви к ней? Как же может остаться в тайне ваша любовь, если все, кого вы победите, должны падать на колени перед ней и возглашать, что они посланы вашей милостью?
— О, как ты прост и глуп! — воскликнул Дон Кихот. — Неужели ты не можешь понять, Санчо, что моя любовь только способствует ее прославлению? Запомни раз навсегда: величайшая честь и слава выпадают на долю той дамы, которой служит влюбленный в нее странствующий рыцарь, не помышляя ни о каких наградах.
— Нам священник говорил в проповеди, — ответил Санчо, — что такой любовью следует любить господа бога: ради него самого, без надежды на награду и без страха наказания, но я бы предпочел любить его и служить ему за что-нибудь.
— Черт побери этого мужлана! — воскликнул Дон Кихот. — Иной раз он неплохо рассуждает, право же, не хуже любого грамотея.
— А я, ей-богу, и читать не умею, — ответил Санчо.
В эту минуту мастер Николас крикнул им, чтобы они остановились и подождали, так как священник с принцессой решили сделать привал у источника, протекавшего близ дороги. Санчо этому очень обрадовался. Он все время чувствовал себя как на иголках, опасаясь, как бы Дон Кихот не догадался, что его верный оруженосец просто-напросто его дурачит. Тем временем подоспели остальные спутники, и все общество расположилось отдохнуть и закусить.
Пока они закусывали, на дороге появился какой-то мальчик. Взглянув на наших путников, он вдруг остановился, помедлил минуту, затем бросился к Дон Кихоту, обнял его колени, притворился, что заплакал, и воскликнул:
— Ах, мой сеньор! Неужели ваша милость меня не узнаёт? Да ведь я тот самый мальчик, которого злой хозяин привязал к дубу и ваша милость освободила!
Дон Кихот его узнал и, взяв за руку, обратился к присутствующим со словами:
— Теперь вы можете убедиться, сеньоры, насколько необходимо, чтобы в мире существовали странствующие рыцари, которые борются за справедливость и мстят за обиды, творимые злыми и порочными людьми. Знайте же, сеньоры, что не так давно, проезжая по лесу, я услыхал громкие крики и стоны. Побуждаемый чувством долга, я поспешил на эти крики. Оказалось, что кричал мальчик, привязанный к дубу. Я очень рад, что этот мальчик сейчас перед вами, ибо он может подтвердить мои слова. Итак, он был привязан к дубу, а рядом с ним стоял крестьянин и до крови стегал его ремнем. Я спросил крестьянина, за что он так жестоко бьет беднягу, грубиян отвечал, что мальчик его слуга и он хочет немножко проучить его за леность и нерадивость. Тогда мальчик, рыдая, воскликнул: «Сеньор, он меня бьет за то, что я прошу его уплатить мне жалованье!» Хозяин рассыпался в объяснениях и оправданиях. Я выслушал его и убедился, что все эти оправдания гроша медного не стоят. Тогда я велел отвязать мальчика и взял клятву с крестьянина, что он отведет его к себе и заплатит ему все до последнего реала. Не правда ли, сынок Андрес? Ведь ты, конечно, помнишь, как сурово я обошелся с ним и как униженно он обещал немедленно исполнить мои приказания. Отвечай! Не бойся! Расскажи этим сеньорам все, что было, пусть они увидят, как нужны и полезны странствующие рыцари.
— Все, что ваша милость рассказала, — истинная правда, — ответил мальчик, — только конец дела был совсем иной, чем думает ваша милость.
— Как иной? — сказал Дон Кихот. — Неужели же хозяин тебе не заплатил?