Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Много серьезныхъ и достоврныхъ исторій странствующихъ рыцарей прочелъ я, сказалъ Донъ-Кихотъ, когда его посадили въ клтк на телгу, и однако мн никогда не случалось ни читать, ни даже слышать, чтобы очарованныхъ рыцарей везли какъ меня, въ клтк, на такихъ лнивыхъ и вялыхъ животныхъ. Обыкновенно ихъ переносили съ невообразимой быстротой по воздуху, въ какомъ-нибудь мрачномъ облав, или на огненной колесниц, или, наконецъ, верхомъ на гипогриф. Но, Боже правый, везти, какъ меня, въ телг за волахъ, это ужасно. Быть можетъ, впрочемъ, рыцари и очарованія нашего времени подчинены другимъ законамъ, чмъ прежде; быть можетъ и то, что для меня, какъ для новаго дятеля, какъ для воскресителя забытаго странствующаго рыцарства придумано новаго рода очарованіе и новый способъ перенесенія. Что ты думаешь объ этомъ, другъ мой, Санчо?

— Право не знаю, что я думаю, отвтилъ Санчо, потому что я не читалъ столько странствующихъ писаній, какъ ваша милость, но только и готовъ присягнуть, что вс эти окружающія насъ виднія не совсмъ православны.

— Православны, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, какъ могутъ быть он православны, когда ты видишь вокругъ себя демоновъ, которые принявъ разные фантастическіе образы постарались привести меня въ такое чудесное положеніе. Если ты не вришь мн, такъ прикоснись въ нимъ, ощупай ихъ, и ты убдишься, что они состоятъ изъ мира и существуютъ только для зрнія.

— Помилуйте, ваша милость, отвтилъ Санчо; я уже прикасался къ нимъ, и доложу вамъ, что вотъ этотъ эфиръ, который возится вотъ тамъ, свжъ какъ роза и разодтъ и раздушенъ совсмъ не какъ чортъ; отъ чертей, какъ говорятъ, пахнетъ срой и другими отвратительными запахами, а отъ этого за полверсты слышны духи. Санчо говорилъ это о донъ-Фернанд; отъ него, дйствительно, какъ отъ знатнаго господина, пахло духами.

— Не удивляйся этому, другъ мой Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, черти многомудры, и хотя имъ дйствительно присущъ извстный запахъ, они все-таки духи, и слдственно отъ нихъ, какъ отъ духа ничмъ не пахнетъ. Сами же они постоянно слышатъ самый отвратительный запахъ, и это понятно: они носятъ съ собою повсюду адъ, нигд и никогда не находя облегченія своимъ адскимъ мукамъ, пріятный же запахъ доставляетъ извстнаго рода наслажденіе, по этому для нихъ не можетъ существовать пріятнаго запаха. Если же теб кажется, будто отъ этого демона пахнетъ духами, такъ это обманъ, чортъ морочитъ тебя, чтобы ты не подумалъ, что онъ чортъ.

Между тмъ, какъ между господиномъ и слугою его происходилъ этотъ разговоръ, донъ-Фернандъ и Карденіо, боясь, чтобы Санчо не проникъ въ ихъ замыслы — отъ этого было не далеко — ршились поскоре отправить Донъ-Кихота, и отозвавъ въ сторону хозяина, велли ему живе осдлать Россинанта и осла, что и было сдлано съ похвальной быстротою. Въ то же время священникъ договорился на счетъ платы съ стрльцами святой Германдады, которые должны были сопровождать Донъ-Кихота до деревни его. Наконецъ Карденіо привязалъ въ арчаку сдла Россинанта съ одной стороны щитъ, съ другой шлемъ Донъ-Кихота, и подалъ Санчо знавъ ссть на осла и взять за узду Россинанта; посл этого по об стороны клтки помстились по два стрльца, вооруженныхъ аркебузами, и поздъ готовъ былъ уже тронуться, но въ эту самую минуту хозяйка, дочь ея и Мариторна вышли проститься съ Донъ-Кихотомъ, притворно оплакивая постигшее его несчастіе.

— Не плачьте, сострадательныя дамы, сказалъ имъ Донъ-Кихотъ; что длать? вс эти несчастія до такой степени нераздльны съ моимъ званіемъ, что еслибъ со мною не случилось этого ужаснаго происшествія, то я не могъ бы считать себя знаменитымъ странствующимъ рыцаремъ. Ничего подобнаго никогда не случалось съ малоизвстными рыцарями, и оттого никто не помнитъ о нихъ. Несчастія — это удлъ тхъ, которые своимъ мужествомъ и иными достоинствами возбуждаютъ зависть въ сердцахъ принцевъ и рыцарей, употребляющихъ вс усилія унизить добрыхъ, хотя бы самыми нечестными средствами. И однакожъ, таково могущество добродтели, что она одна, сама по себ, уничтожая силу всей магіи, которую могъ знать творецъ ея Зороастръ, выходитъ торжествующей изъ борьбы, распространяя свое сіянье надъ міромъ, какъ солнце надъ небомъ. Простите мн, любезныя дамы, если я невольно нанесъ вамъ какое-нибудь оскорбленіе, потому что сознательно и безъ причины я не оскорблю никого. Молите Бога, да освободитъ онъ меня изъ этой тюрьмы, въ которую засадилъ меня злой волшебникъ. Если когда-нибудь я возвращу свободу себ, то, поврьте, не забуду того радушнаго пріема, который я встртилъ въ этомъ замк, и постараюсь достойно отблагодарить васъ.