Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

— Я отъ себя, прервалъ Санчо, скажу только, что ваша милость — дѣйствительно мудрецъ, а я дѣйствительно оселъ, не знаю почему это слово все лѣзетъ мнѣ на языкъ, по настоящему, не слѣдовало бы упоминать о веревкѣ въ домѣ повѣшеннаго. Но, пожалуйте ваше письмо, и я отправлюсь въ путь.

Въ отвѣтъ на это Донъ-Кихотъ взялъ бумажникъ Карденіо, и отойдя въ сторону принялся чрезвычайно хладнокровно писать письмо. Окончивъ его, онъ сказалъ Санчо, что прочитаетъ ему письмо, и просилъ своего оруженосца затвердить это письмо наизусть, такъ, чтобы онъ могъ повторить его потомъ переписчику отъ слова до слова, въ случаѣ еслибъ оно какъ-нибудь затерялось въ дорогѣ; по словамъ рыцаря, всего можно было ожидать отъ его несчастной звѣзды.

— Напишите лучше письмо ваше въ этой книгѣ два или три раза, отвѣтилъ Санчо, и отдайте ее мнѣ. Не безпокойтесь; я не потеряю ее, полагать же, что я вытвержу какое бы то ни было слово наизусть — было бы величайшею глупостью. У меня такая плохая память, что я въ частую забываю даже какъ меня зовутъ. Во всякомъ случаѣ, прочитайте, что вы тамъ написали; мнѣ хочется прослушать ваше письмо; оно должно быть какъ печатное.

— Слушай же — сказалъ Донъ-Кихотъ.

Письмо Донъ-Кихота къ Дульцинеѣ Тобозской.

« Высокая, властительная дама!

«Изъявленый иглами разлуки, пораженный въ самое сердце, тебѣ Дульцинѣйшая Дульцинея Тобозская молитъ здоровья тотъ, это самъ его лишенъ. Если красота твоя оттолкнетъ меня, если прелести твои перестанутъ сіять для твоего рыцаря, и если холодность твоя продлитъ мою кручину, то хот я и разбитъ долгимъ страданіемъ, все же мнѣ предстоитъ узнать страданіе новое, не только сильное, но и продолжительное. Мой добрый оруженосецъ, Санчо, подробно разскажетъ тебѣ, боготворимый врагъ мой, неблагодарная красавица о томъ, что я испытываю изъ-за тебя. Если рука твоя протянется ко мнѣ на помощь — я твой; если же нѣтъ, тогда, прекративъ эту жизнь, я удовлетворю моему желанію и твоей жестокости».

«Твой до гроба Рыцарь печальнаго образа.»

— Клянусь жизнью моего отца, воскликнулъ Санчо, это чудеснѣйшее письмо, какое мнѣ доводилось слышать. Чортъ возьми! какъ это ваша милость хорошо говорите ей все, что хотите сказать, и какъ идетъ здѣсь эта подпись рыцаръ печальнаго образа. Право, вы точно чортъ, все энаете.

— Потому что въ моемъ званіи, необходимо все знать, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ.

— Теперь, ваша милость, положите сверху записочку на трехъ ослятъ, сказалъ Санчо, да пояснѣе подпишите ее, чтобы сразу узнали вашъ почеркъ.

— Хорошо, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, и быстро написавъ ее, прочелъ Санчо: «Благоволите племянница моя выдать предъявителю этой записки оруженосцу моему, Санчо Пансо, трехъ ослятъ изъ пяти, оставленныхъ мною дома, и порученныхъ вашему присмотру. Эти три осленка должны быть выданы вышесказанному Санчо за равноцѣнную сумму, уплаченную имъ сполна; всѣ счеты съ нимъ будутъ кончены по этому письму и полученной отъ него роспискѣ. Дано въ ущельяхъ Сіерры Морены, 27 Августа текущаго года.

— Отлично! теперь вашей милости остается только подписать, воскликнулъ Санчо.

— Этого не нужно — отвѣчалъ Донъ-Кихотъ; я только помѣчу, и эта записка будетъ дѣйствительна не только для трехъ, но даже для трехсотъ ослятъ.

— Вѣрю, вполнѣ вѣрю вашей милости, сказалъ Санчо. Теперь позвольте мнѣ осѣдлать Россинанта и приготовьтесь благословить меня, потому что я хочу сейчасъ же пуститься въ дорогу, и прошу васъ еще разъ, не заставляйте меня смотрѣть на всѣ тѣ дурачества, которыя вы собираетесь натворить здѣсь; не безпокойтесь, пожалуйста, объ этомъ, я право съумѣю сказать, что вы натворили здѣсь всего, чего только душѣ угодно.

— Нѣтъ, Санчо, это необходимо, и я настойчиво требую, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, чтобы ты увидѣлъ, по крайней мѣрѣ, десять или двѣнадцать моихъ сумазбродствъ. Я кончу ихъ въ полчаса, но когда ты увидишь ихъ собственными глазами, тогда съ спокойной совѣстью побожишься, что видѣлъ всѣ остальныя, какія тебѣ вздумается прибавить, и будь увѣренъ, ты все-таки не наговоришь столько, сколько я надѣлаю.