Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

Ансельмъ, восхищенный словами Лотара, вѣрилъ ему какъ оракулу. Тѣмъ не менѣе, онъ просилъ его продолжать ухаживать за Камиллой, хотя бы только для препровожденія времени, умѣривъ, конечно, теперь свою страстность и настойчивость. «Я хочу еще, чтобы ты написалъ ей нѣсколько хвалебныхъ стиховъ, говорилъ Ансельмъ, ну, хоть подъ именемъ Хлорисъ. Я увѣрю Камиллу, будто ты влюбленъ въ одну даму, которой далъ это имя, съ цѣлію воспѣвать, не компрометируя ее. Если къ тебѣ не время заниматься стихами, я не прочь снабдить тебя ими».

— Напрасный трудъ, отвѣчалъ Лотаръ. Я живу вовсе не въ такомъ разладѣ съ музами, чтобы имъ не приходила охота навѣстить меня хоть разъ въ годъ. Говори Камиллѣ о моей мнимой любви, сколько хочешь, а стихи ужь позволь написать мнѣ самому. Быть можетъ они выйдутъ и не вполнѣ достойными воспѣваемаго предмета, но будутъ, по крайней мѣрѣ, лучшіе — какіе я въ состояніи написать.

Вполнѣ довольные собой разстались наконецъ — одинъ измѣнившія, а другой наглупившій другъ. Возвратясь домой, Ансельмъ спросилъ Камиллу, что побудило ее написать извѣстное письмо? Камилла, которой показалось страннымъ, почему не спросили у нее этого раньше, отвѣчала, что ей показалось, будто Лотаръ обращался съ нею нѣсколько вольнѣе, чѣмъ обыкновенно, но что теперь она разубѣдилась въ этомъ совершенно, такъ какъ Лотаръ началъ убѣгать ея и даже, какъ будто боялся оставаться съ нею наединѣ. Ансельмъ просилъ ее освободить себя отъ подобныхъ подозрѣній; ему очень хорошо извѣстно, говорилъ онъ, что Лотаръ безъ памяти влюбленъ въ одну молодую дѣвушку, которую воспѣваетъ подъ именемъ Хлорисъ, но, добавилъ Ансельмъ, если бы даже сердце Лотара было совершенно свободно, и тогда бояться его было бы совершенно напрасно.

Если бы Камилла не была предувѣдомлена Лотаромъ обо всей этой комедіи съ Хлорисъ, которую онъ приплелъ сюда только затѣмъ, чтобы отвести глаза Ансельму и свободно воспѣвать, подъ этимъ именемъ, саму Камиллу, — то она, безъ сомнѣнія, была бы поймана въ жгучія сѣти ревности, но предувѣдомленная обо всемъ заранѣе, Камилла выслушала это совершенно спокойно.

На другой день, послѣ десерта. Ансельмъ попросилъ Лотара прочесть какое-нибудь стихотвореніе въ честь возлюбленной его Хлорисъ, замѣтивъ ему, что такъ какъ Камилла не знаетъ Хлорисъ, поэтому онъ можетъ смѣло говорить и читать въ честь ея все, что ему угодно.

— Да хотя бы Камилла и знала ее, отвѣчалъ Лотаръ, я и тогда не видѣлъ бы никакой нужды скрываться. Если влюбленный воспѣваетъ красоту своей дамы и коритъ ее за холодность, то въ этомъ, кажется, нѣтъ ничего оскорбительнаго ни для кого. Но, какъ бы тамъ ни было, вотъ стихи, которые я набросалъ вчера въ честь этой холодной красавицы:

Въ тиши ночной, когда лелѣетъ смертныхъ
Сонъ сладостный, я небесамъ и Хлорисъ
Про муки жгучія мои шепчу.
И въ часъ, когда, на розовомъ востокѣ,
Взойдетъ заря, я съ судорожнымъ вздохомъ
Встрѣчаю Божій день. Когда же солнце,
Съ его престола звѣздоноснаго
Отвѣсными лучами грѣетъ міръ,
Страданья умножаются мои.
Ночь наступаетъ вновь: и съ ней рыданья
Мои возобновляются. Но въ этой
Томительной борьбѣ я нахожу
Всегда глухимъ къ моимъ моленьямъ небо
И Хлорисъ равнодушной къ нимъ.

Стихи понравились Камиллѣ, а еще болѣе самому Ансельму. Онъ расхвалилъ ихъ и замѣтилъ, что Хлорисъ эта должна быть ужь слишкомъ сурова, если ея не въ состояніи тронуть слова, такъ глубоко и искренно выливавшіяся изъ души.

— О, тамъ по вашему, все, что ни пишутъ влюбленные поэты, все это сущая правда? — воскликнула Камилла.

— Правда, потому что, въ этомъ случаѣ, прервалъ Лотаръ, они говорятъ не какъ поэты, а какъ влюбленные, у которыхъ на душѣ и языкѣ одна правда.

— Въ этомъ никто не сомнѣвается, замѣтилъ Ансельмъ, старавшійся стать истолкователемъ мыслей Лотара передъ Камиллой, не обращавшей теперь ни малѣйшаго вниманія на мужа, видя и слыша только любовника. Зная очень хорошо, что всѣ эти похвалы и стихи принадлежатъ ей одной, что мнимая Хлорисъ — это она сама — Камилла спросила у Лотара, не помнитъ ли онъ еще какихъ-нибудь стиховъ въ этомъ родѣ.

— Помню, отвѣчалъ Лотаръ, но они кажется не такъ хороши какъ прежніе. Впрочемъ, можете сами судить; вотъ они: