Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

На дворъ нашей тюрьмы выходили окна (въ тѣхъ странахъ ихъ дѣлаютъ чрезвычайно узкими), богатаго и знатнаго мавра, закрытыя частыми и толстыми рѣшетками. Однажды, сидя на террасѣ нашей баньо съ тремя изъ моихъ товарищей (всѣ остальные были въ то время на работѣ), и пробуя, для препровожденія времени, скакать съ цѣпями на ногахъ, я случайно поднялъ глаза и увидѣлъ, что изъ окошечка въ домѣ мавра, опускается трость съ привязаннымъ на концѣ ея пакетикомъ. Тростью этой махали сверху внизъ, какъ бы подавая намъ знать прійти и взять ее. Мы внимательно оглянулись по сторонамъ, и одинъ изъ моихъ товарищей, убѣдившись, что насъ никто не видитъ, подошелъ къ опущенной изъ окна трости, но ее въ ту же минуту приподняли и стали качать направо и налѣво, подобно тому, какъ качаютъ толовой въ звавъ отрицанія; товарищъ нашъ вернулся назадъ, и трость стали опять опускать. Другой мой товарищъ отправился по слѣдамъ перваго и испыталъ ту же неудачу. Наконецъ, третій также возвратился ни съ чѣмъ. Послѣ нихъ я рѣшился попытать счастія, и не успѣлъ подойти въ стѣнѣ, какъ трость лежала уже у моихъ ногъ. Я оторвалъ привязанный къ концу ея пакетъ и нашелъ въ немъ, завернутыми въ платкѣ, десять маленькихъ золотыхъ монетъ, называемыхъ sianis, каждая изъ нихъ равна нашимъ десяти реаламъ. Говорить ли, какъ обрадовался я этой находкѣ? радость моя была также велика, какъ и недоумѣніе о томъ, откуда пришло намъ, или лучше сказать мнѣ, это богатство; такъ какъ трость опустили на землю только при моемъ приближеніи, то ясно было, что деньги предназначались мнѣ. Я взялъ драгоцѣнный подарокъ, сломалъ трость, вернулся на террасу, чтобы взглянуть на дорогое окно и увидѣлъ мелькавшую въ немъ руку ослѣпительной бѣлизны. Мы подумали тогда, что вѣрно одна изъ женщинъ, жившихъ въ домѣ мавра, подала намъ милостыню, и въ знакъ благодарности сдѣлали нѣсколько поклоновъ по мавритански, скрестивъ руки на груди, наклоняя голову и нагибаясь всѣмъ тѣломъ. Немного спустя намъ показали въ окно маленькій крестъ изъ тростника и въ ту же минуту спрятали его. Это заставило насъ предположить, что въ донѣ мавра находилась какая-нибудь невольница христіанка. Но бѣлизна руки, но драгоцѣнные браслеты заставили насъ усомниться въ справедливости этого предположенія. Не ренегатка ли это? подумали мы, зная, что мавры уважаютъ ихъ болѣе, нежели своихъ женщинъ и часто женятся на нихъ. Во всѣхъ нашихъ предположеніяхъ мы были, однако, далеки отъ истины. Съ этихъ поръ взоры наши постоянно обращались въ завѣтному окну, въ этому полюсу, на которомъ явилась намъ невѣдомая звѣзда. Въ продолженіи двухъ недѣль мы, однако, не видѣли бѣлой руки, и изъ окна намъ не подавали никакого знака. Хотя мы употребляли всѣ усилія узнать, это жилъ въ домѣ противъ насъ, и не было ли тамъ какой-нибудь ренегатки; мы узнали только, что тамъ живетъ знатный и богатый мавръ Аги-Морато, начальникъ форта Бота, должность весьма значительная въ томъ краю. Но въ то время, когда мы потеряли всякую надежду получить другой подарокъ, въ окнѣ, неожиданно, опять появилась трость съ привязаннымъ на концѣ ея другимъ, гораздо большимъ пакетомъ; — и въ этотъ день въ баньо не было никого. Къ трости опять подошли трое моихъ товарищей, и опять безуспѣшно; ее опустили на землю только при моемъ приближеніи. Въ этотъ разъ я нашелъ въ платкѣ сорокъ испанскихъ червонцевъ и написанное по арабски письмо, на концѣ котораго былъ нарисованъ большой крестъ. Я поцаловалъ крестъ, взялъ деньги и возвратился на террасу, гдѣ всѣ мы поклонились, какъ въ прошлый разъ, въ знакъ благодарности; въ окнѣ еще разъ появилась рука, и когда я показалъ знаками, что прочту письмо, окно затворилось. Никто изъ насъ, къ несчастію, не зналъ по арабски, и если велико было наше желаніе прочесть письмо, то намъ представлялась еще большая трудность найти кого-нибудь, кто бы могъ это сдѣлать. Я рѣшился, наконецъ, довѣрить нашу тайну одному ренегату изъ Мурсіи, давно желавшему сдѣлаться моимъ другомъ, принявъ напередъ всевозможныя предосторожности, помощью которыхъ можно было бы заставить его хранить ввѣренную ему тайну: Въ магометанскихъ странахъ встрѣчаются такіе ренегаты, которые, желая возвратиться на свою христіанскую родину, стараются добыть себѣ рекомендацію какого-нибудь знатнаго плѣнника, свидѣтельствующаго о честности ренегата, объ услугахъ, оказанныхъ имъ христіанскимъ плѣнникамъ и о тонъ, что онъ желаетъ покинуть магометанъ при первомъ удобномъ случаѣ. Нѣкоторые ренегаты добиваются этихъ рекомендацій, движимые истинно хорошими намѣреніями; другіе хитрятъ и стараются получитъ ихъ, преслѣдуя разныя нечистыя цѣли. Они посѣщаютъ христіанскія стороны только для грабежа, и въ случаѣ несчастія, показываютъ свои рекомендаціи, какъ доказательство того, что они, желая возвратиться въ лоно христіанской религіи, воспользовались случаенъ пріѣхать вмѣстѣ съ турками. Они получаютъ, такимъ образомъ, очень легкое церковное прощеніе и примиряются съ людьми; потомъ, обдѣлавъ за родинѣ свои дѣла, возвращаются опять въ Варварійскія земли, чтобы приняться за старое ремесло. Но нѣкоторые ренегаты, повторяю, пользуются этими рекомендаціями, какъ честные люди, ищутъ ихъ съ хорошими намѣреніями и остаются навсегда въ христіанскихъ странахъ. Одной изъ подобныхъ личностей былъ ренегатъ, сошедшійся со мною; онъ имѣлъ отъ всѣхъ моихъ товарищей рекомендательныя письма, въ которыхъ мы отзывались о немъ съ самой выгодной стороны. Еслибъ турки нашли у него эти рекомендаціи, то сожгли бы его живымъ. Я узналъ, что онъ можетъ не только говорить, но даже писать по арабски. Прежде, однако, чѣмъ довѣриться ему, я просилъ его прочесть одну бумажку, найденную мною, какъ я увѣрялъ, въ щели моего сарая. Взявши письмо, онъ внимательно осмотрѣлъ его и принялся читать про себя; я спросилъ его, понимаетъ ли онъ, что такъ написано?