Такого то рода сцена происходила у воротъ. На несчастнаго хозяина сыпались тамъ кулаки, приводившіе въ ужасъ хозяйку, дочь ея и Мариторну, проклинавшихъ малодушіе Донъ-Кихота и тѣ ужасныя минуты, которыя переживалъ ихъ мужъ, хозяинъ и отецъ. Но оставимъ ихъ въ этомъ положеніи. Къ нимъ, безъ сомнѣнія, это-нибудь явится на помощь, а если нѣтъ, тѣмъ хуже для того, это суется въ воду, не спросившись броду, пускай же онъ страдаетъ и молчитъ. Отойдемъ теперь шаговъ пятьдесятъ назадъ и узнаемъ, что отвѣчалъ аудитору Донъ-Луи. Заливаясь слезами и такъ сильно сжимая руки аудитора, какъ будто на сердцѣ юноши лежалъ тяжелый камень, Донъ-Луи говорилъ отцу Клары: «могу вамъ только сказать, что въ тотъ день, когда небо велѣло, а наше сосѣдство позволило мнѣ увидѣть дочь вашу и мою владычицу Дону-Клару, съ тѣхъ поръ я сталъ ея рабомъ, и если съ вашей стороны я не встрѣчу противодѣйствія, то сегодня же ваша дочь будетъ моей женой. Для нее я покинулъ домъ мой, отца, для нее одѣлся въ это платье, и пустился за ней слѣдомъ всюду, куда бы вы не увезли ее, подобно стрѣлѣ, стремящейся въ цѣли, и моряку слѣдующему за полярной звѣздой. Дочь ваша знаетъ о моихъ желаніяхъ ровно столько, сколько она могла догадаться по проливаемымъ мною слезамъ; она видѣла эти слезы, хоть и вдали. Вы знаете богатство и знатность моихъ родныхъ, знаете, что я одинъ сынъ у отца. Если этого достаточно для того, чтобы вы согласились осчастливить меня, считайте меня съ этой минуты вашимъ сыномъ. И если отецъ мой, по своимъ видамъ, остался бы недоволенъ найденнымъ мною счастьемъ, то возложимъ наши надежды на всесильное время, которое измѣняетъ человѣческую волю, какъ измѣняетъ все въ мірѣ.»