Утомившись слушать Донъ-Кихота, всадники принялись снова стучать въ ворота, и на этотъ разъ такъ безпощадно, что всѣ въ корчмѣ проснулись и хозяинъ вышедъ спросить, кто это стучитъ?
Въ эту минуту одинъ изъ коней пріѣзжихъ всадниковъ подошелъ приласкаться къ Россинанту; и какъ ни грустенъ былъ, повидимому. Россинантъ, стоя неподвижно, съ опущенными ушами, и поддерживая, вытянувшагося, во весь ростъ, господина своего, онъ все же былъ изъ мяса и крови, хотя и казалось, что изъ дерева, и не могъ не отвѣтить на ласки, такъ любовно подошедшаго къ нему коня. Но какъ только онъ двинулся съ мѣста, ноги Донъ-Кихота съѣхали съ сѣдла, и рыцарь повалился бы на землю, еслибъ не былъ привязанъ. Въ эту минуту онъ почувствовалъ такую страшную боль, какъ будто ему отрѣзывали или отрывали руку, и онъ повисъ на воздухѣ, почти касаясь, на бѣду свою, травы; мы сказали на бѣду свою, потому что Донъ-Кихотъ увеличивалъ свои страданія, вытягиваясь изо всѣхъ силъ, чтобы стать на землю, бывшую у него почти подъ ногами. Такъ несчастные, терзаемые пыткой подъ блокомъ, сами увеличиваютъ свои мученія, обманываемые надеждой коснуться земли.
Глава XLIV
Услышавъ пронзительные крики Донъ-Кихота, испуганный хозяинъ, отворивъ ворота, вышелъ узнать, кто это такъ страшно кричитъ. Мариторна же, догадавшись въ чемъ дѣло, скрытно побѣжала на сѣновалъ, отвязала тамъ руку Донъ-Кихота, и рыцарь упалъ на землю въ глазахъ хозяина и путешественниковъ, подошедшихъ къ нему съ вопросомъ, что заставило его такъ страшно кричать? Ничего не отвѣчая на это, Донъ-Кихотъ снялъ съ руки недоуздокъ, вскочилъ на Россинанта, прикрылся щитомъ, укрѣпивъ въ рукѣ копье, отъѣхалъ на нѣкоторое разстояніе, чтобы выиграть пространство, и возвратившись легкимъ галопомъ назадъ, сказалъ хозяину и всадникамъ: «кто скажетъ, что я былъ очарованъ, тому я, съ позволенія принцессы Миномиконъ, видаю перчатку и вызываю его на бой».
Услышавъ это, всадники пришли въ невыразимое изумленіе, но хозяинъ объяснилъ имъ въ чемъ дѣло, сказавши, это такой Донъ-Кихотъ, и что удивляться ему нечего, потому что онъ не въ своемъ умѣ.
Всадники спросили послѣ того хозяина: не остановился ли у него въ корчмѣ юноша лѣтъ пятнадцати, или шестнадцати, одѣтый какъ погонщикъ, описавши при этомъ ростъ, лицо и другіе признаки юноши, влюбленнаго въ Дону-Клару. Хозяинъ отвѣтилъ, что корчма теперь биткомъ набита всякимъ народомъ, и онъ рѣшительно не обратилъ вниманія, есть ли здѣсь такой юноша, или нѣтъ. «Онъ здѣсь», воскликнулъ, въ эту минуту, одинъ изъ всадниковъ, замѣтивъ карету аудитора: «безъ всякаго сомнѣнія здѣсь; вотъ та карета, за которой онъ, какъ говорятъ, идетъ слѣдомъ. Пускай же одинъ изъ насъ останется здѣсь», продолжалъ онъ, «а остальные отправятся искать его. Да одному не мѣшаетъ караулить и вокругъ корчмы, чтобы не позволить ему убѣжать черезъ заборъ».
«Мы это и сдѣлаемъ», отвѣчалъ другой всадникъ; послѣ чего двое вошли на дворъ, третій остался у воротъ, а четвертый пошелъ обходить кругомъ дома. Хозяинъ не понималъ, въ чему все это дѣлается, хотя и догадался, что всадники отыскиваютъ того юношу, о которомъ они спрашивали.