Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

Донъ-Кихотъ скоро почувствовалъ жестокость веревки. «Прекрасная дама», сказалъ онъ, «вы скорѣе царапаете, чѣмъ ласкаете мою руку; не обходитесь съ ней такъ сурово, она неповинна въ томъ, что причинила вамъ не моя воля. Отмщая мнѣ, къ чему изливать всю силу вашего негодованья на такую незначительную часть моей особы, какъ эта рука. Подумайте, что-тотъ, кто любитъ такъ нѣжно, не мститъ такъ жестоко». Всѣхъ этихъ фразъ Донъ-Кихота, къ не счастію, никто не слыхалъ, потому что какъ только Мариторна привязала его, въ ту же минуту обѣ дѣвушки, умирая со смѣху, убѣжали съ сѣновала, оставивъ несчастнаго рыцаря въ ловушкѣ, изъ которой ему не было никакой возможности освободиться. Онъ стоялъ, какъ мы уже говорили, вытянувшись во весь ростъ, на спинѣ Россинанта, съ рукой протянутой въ окошечку и привязанной въ засову двери сѣновала; и страшно безпокоился онъ, чтобы не двинулся какъ-нибудь конь, и не оставилъ его въ висячемъ положеніи. Несчастный рыцарь не смѣлъ сдѣлать ни малѣйшаго движенія, хотя спокойный характеръ Россинанта ручался за то, что онъ онъ готовъ простоять неподвижно весь вѣкъ. Когда наконецъ Донъ-Кихотъ понялъ, что онъ просто на просто привязанъ, и что дамы исчезли, онъ вообразилъ, что опять находится подъ вліяніемъ какого то очарованія, какъ въ прошлый разъ, когда его избилъ въ этомъ самомъ замкѣ очарованный мавръ. И онъ проклиналъ, втихомолку, свое неблагоразуміе: проклиналъ себя за то, что рѣшился пріѣхать во второй разъ въ тотъ замокъ, въ которомъ онъ испыталъ уже разъ столько непріятностей, тѣмъ болѣе, что у странствующихъ рыцарей постановлено правиломъ: если какое-нибудь предпріятіе разъ не удалось, это значитъ, что исполнить его предназначено другому рыцарю, и во второй разъ никто не обязанъ браться за такое дѣло, въ которомъ однажды онъ не имѣлъ успѣха. Донъ-Кихотъ потянулъ было въ себѣ руку, желая испытать, не въ состояніи ли онъ будетъ освободить ее, но, въ несчастію, она была такъ хорошо привязана, что всѣ попытки освободить ее оставались напрасны; онъ, впрочемъ, дергалъ руку немного осторожно, боясь, чтобы этимъ временемъ не двинулся Россинантъ. И при всемъ своемъ желаніи сѣсть на сѣдло, несчастный рыцарь принужденъ былъ стоять на немъ. Въ эту то минуту пожелалъ онъ обладать мечемъ Амадиса, разрушавшемъ всякое очарованіе; въ эту то минуту проклиналъ онъ звѣзду свою, думая о той ужасной потерѣ, которую станетъ испытывать вселенная тѣмъ временемъ, какъ онъ будетъ оставаться очарованнымъ (онъ совершенно убѣжденъ былъ, что ужъ онъ очаровавъ), въ эту то минуту онъ, болѣе чѣмъ когда-нибудь, вспомнилъ о своей возлюбленной дамѣ Дульцинеѣ Тобозской; въ эту то минуту кликнулъ онъ своего вѣрнаго оруженосца Санчо-Пансо, сладко храпѣвшаго, забывши все на свѣтѣ, на вьюкѣ своего осла; въ эту то минуту призывалъ онъ помочь ему мудрецовъ Алкифоа и Лирганда и добрую подругу свою Урганду. Но увы! ничего не помогло, и утро застало его въ такомъ грустномъ, такомъ безнадежномъ положеніи, что онъ мычалъ какъ быкъ, потерявши всякую надежду на то, чтобы день пособилъ его несчастію. Онъ считалъ уже себя очарованнымъ навсегда, и думалъ, что недвижимо будетъ стоять онъ теперь съ конемъ своимъ, не кушая, не засыпая, не освѣжаясь ни однимъ глоткомъ воды, пока не превратится злое вліяніе звѣздъ, или пока не разочаруетъ его другой, болѣе мудрый волшебникъ.

Но онъ ошибся въ своихъ предположеніяхъ. Рано утромъ въ корчмѣ подъѣхали четыре видныхъ, хорошо одѣтыхъ всадника, съ карабинами, привязанными въ сѣдламъ, и принялись сильно стучать въ запертыя ворота. Увидѣвъ ихъ, Донъ-Кихотъ громкимъ голосомъ закричалъ имъ съ того мѣста, на которомъ продолжалъ стоять на стражѣ:

— Рыцари, или оруженосцы, или кто бы вы ни были: не стучите въ ворота этого замка, тамъ всѣ спятъ теперь; къ тому же крѣпостей никогда не отворяютъ прежде, чѣмъ успѣетъ солнце освѣтить всю землю. Удалитесь же и подождите гдѣ-нибудь до утра, тогда мы увидимъ, слѣдуетъ ли вамъ отворить ворота, или нѣтъ.

— Какого чорта замокъ, или крѣпость, вы тутъ нашли, станемъ мы дожидаться, отвѣтилъ ему одинъ изъ всадниковъ. Если вы хозяинъ этой корчмы, такъ велите отворить ворота; мы накормимъ здѣсь только лошадей, и поѣдемъ дальше, потому что спѣшимъ.

— Рыцарь! неужели я похожъ на хозяина корчмы? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Право не знаю, на что вы похожи; знаю только, что вы городите чушь, называя эту корчму замкомъ.

— Это замокъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, и одинъ изъ лучшихъ здѣсь; въ немъ почиваютъ теперь особы, носившія скипетръ въ рукахъ и ворону на головѣ.

— Лучше бы вы сказали на оборотъ, замѣтилъ путешественникъ: скипетръ на головѣ и корону въ рукахъ. Должно быть комедіанты остановились здѣсь, у нихъ короны и скипетры вещь очень обыкновенная; коронованныя же лица, не думаю, чтобы остановились въ такихъ грязныхъ корчмахъ.

— Вы, какъ видно, понятія не имѣете о тѣхъ приключеніяхъ, которыя такъ часто случаются съ странствующими рыцарями, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ.