— Этотъ пѣвецъ, душа моя, это сынъ одного Арагонскаго дворянина. Онъ жилъ въ Мадритѣ противъ насъ, и хотя отецъ мой всегда закрывалъ окна зимою сторами, а лѣтомъ жалузи, однако, Богъ его знаетъ какъ, должно быть въ церкви, или въ другомъ мѣстѣ, этотъ молодой человѣкъ увидѣлъ и влюбился въ меня. И началъ онъ, съ тѣхъ поръ, слезами и разными знаками изъ оконъ своего дома показывать мнѣ, что онъ меня любитъ, да и меня заставилъ тоже полюбить его, хоть я и не знаю, чего ему нужно отъ меня. Чаще всего, стоя у окна, онъ соединялъ одну руку съ другой, какъ будто хотѣлъ этимъ показать что женится на мнѣ; и я очень была бы рада, еслибъ онъ женился на мнѣ, да только не знала, кому сказать про это, потому что я одна, у меня нѣтъ матери. Я позволяла ему дѣлать мнѣ разные знаки, но сама не дѣлала ему никакого знака, только, когда не было дома моего отца и его отца, я приподымала немножечко стору и позволяла ему смотрѣть на меня; отъ радости онъ, тогда, просто съ ума сходилъ. Въ это время отцу моему велѣно было уѣхать, и когда молодой этотъ человѣкъ узналъ, что я должна уѣхать, — только узналъ онъ не отъ меня, потому что я никогда не могла сказать ему ни слова, — такъ съ горя заболѣлъ, я думаю что съ горя, и уѣзжая, я не могла проститься съ нимъ даже глазами. Только представьте себѣ, черезъ два дни, въ одной деревнѣ — до нее отсюда будетъ день ѣзды — я вдругъ увидѣла его на порогѣ корчмы, одѣтаго какъ погонщикъ, и если-бы я не носила портрета его въ моей душѣ, то ни за что бы не узнала его, такъ хорошо онъ переодѣлся. Но я узнала его, и Боже, какъ я удивилась и обрадовалась. только онъ все смотрѣлъ на меня такъ, чтобы не замѣтилъ этого мой отецъ; онъ боится встрѣтиться съ нимъ глазами, и когда проходитъ мимо меня по дорогѣ, или въ другомъ мѣстѣ, всегда избѣгаетъ его взоровъ. Я знаю кто онъ; знаю что изъ любви во мнѣ онъ идетъ пѣшкомъ и такъ устаетъ; поэтому я просто умираю съ горя; и куда только онъ опуститъ ногу, я сейчасъ же опускаю туда глаза. Я, право, не знаю, зачѣмъ онъ идетъ, и какъ ногъ онъ уйти отъ своего отца, который такъ любитъ его; онъ у него одинъ сынъ, и кромѣ того его нельзя не любить, вы сами это скажете, когда увидите его. И знаете-ли, всѣ эти пѣсни, которыя онъ поетъ, сочинены имъ самимъ, потому что онъ отличный поэтъ и студентъ. Боже, какъ только я услышу или увижу его, такъ вся затрясусь отъ страха, все я боюсь, чтобы его не узналъ мой отецъ, и не узналъ бы, что мы любимъ другъ друга. Я ему не сказала до сихъ поръ ни слова, и не смотря на то люблю его такъ, что просто жить безъ него не ногу. Вотъ, душечка, кто такой этотъ пѣвецъ, который такъ понравился вамъ; по его чудесному голосу вы можете судить, что онъ вовсе не погонщикъ, какъ вы говорите, а владѣтель земель и душъ, какъ я говорю.
— Довольно, довольно, дона-Клара, воскликнула Доротея, покрывая ее поцалуями. Молите Бога, чтобы поскорѣе наступилъ день; завтра а надѣюсь, съ помощью Божіей, кончить вашу любовь такъ же счастливо, какъ прекрасно она началась.
— Увы! отвѣтила дона-Клара, какъ можетъ она кончиться счастливо, когда его отецъ такъ знатенъ и богатъ, что сочтетъ меня недостойной быть не только женой, но даже горничной своего сына? обвѣнчаться же съ нимъ тайно я ни за что не соглашусь. Я хотѣла бы только, чтобы онъ оставилъ меня и возвратился домой; можетъ быть, въ разлукѣ съ нимъ, отдаленная отъ него огромнымъ пространствомъ, я буду меньше страдать по немъ, хотя, впрочемъ, я знаю, что разлука не поможетъ мнѣ. И я не понимаю, какъ чортъ меня впуталъ въ это дѣло, откуда взялась во мнѣ эта любовь, когда я такая молодая, и онъ такой молодой; мы кажется однихъ лѣтъ, а мнѣ такъ нѣтъ еще и шестнадцати лѣтъ, по крайней мѣрѣ отецъ говоритъ, что мнѣ будетъ ровно шестнадцать лѣтъ въ день Святаго Михаила.
Доротея не могла не разсмѣяться дѣтскому лепету доны-Клары.
— Заснемъ еще немного до утра, сказала она; днемъ Богъ поможетъ намъ, я надѣюсь, успокоить ваше сердце, или у меня не будетъ ни языка, ни рукъ.
Дѣвушки скоро заснули, и въ корчмѣ снова воцарилось мертвое молчаніе.
Не спали только Мариторна и дочь хозяина. Зная, что за господинъ такой Донъ-Кихотъ; зная, что вооруженный съ головы до ногъ, онъ сторожитъ верхомъ на конѣ замокъ, онѣ задумали сыграть съ нимъ шутку, или, по крайней мѣрѣ, посмѣяться немного надъ его сумасбродными рѣчами.