Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

Между тѣмъ наступилъ день и разбудилъ вмѣстѣ съ крикомъ Донъ-Кихота ночевавшее въ корчмѣ общество, и раньше всѣхъ взволнованную Клару и Доротею. Онѣ не могли сомкнуть глазъ; одна, зная, что такъ близко отъ нея находится любимый ею юноша, другая, сгарая нетерпѣніемъ увидѣть его. Донъ-Кихотъ же не помнилъ себя отъ гнѣва и досады, видя, что никто не отвѣчаетъ на его вызовъ и не обращаетъ на него никакого вниманія; и если бы законы рыцарства позволяли рыцарю вступить въ бой, давши слово не пускаться ни въ какое приключеніе до тѣхъ поръ, пока не исполнитъ того, которое онъ поклялся привести къ концу, то Донъ-Кихотъ, безъ сомнѣнія, напалъ бы на всѣхъ этихъ всадниковъ, и заставилъ-бы ихъ, волей не волей, отвѣтить на его вызовъ. Но такъ какъ ему нельзя было пуститься въ другое приключеніе, прежде возстановленія на тронѣ принцессы Миномиконъ, поэтому онъ вынужденъ былъ молчать, и ожидать, сложа руки, чѣмъ кончатся дѣлавшіяся на глазахъ его распоряженія всадниковъ. Одинъ изъ нихъ скоро нашелъ своего господина, спавшаго рядомъ съ настоящимъ погонщикомъ, не думая о томъ, что его ищутъ, и въ особенности о томъ, что его отъищутъ. «Господинъ донъ-Луи,» сказалъ онъ юношѣ, взявши его тихонько за руку, «а, господинъ донъ-Луи; должно быть вы одѣты теперь совсѣмъ какъ слѣдуетъ такому господину, какъ вы, и постель то ваша какъ разъ такая, на какой слѣдовало бы спать молодому господину, окруженному дома такими нѣжными заботами своей матери». Юноша протеръ свои заспанные глаза и взглянувъ со вниманіемъ на того, это разбудилъ его, узналъ въ немъ слугу своего отца; эта неожиданная встрѣча такъ поразила его, что онъ нѣсколько минутъ не могъ проговорить ни слова. «Вамъ остается теперь, господинъ Донъ-Луи», продолжалъ между тѣмъ слуга, «покориться судьбѣ и отправиться домой, если вашей милости не угодно, чтобы господинъ мой, вашъ отецъ, отправился на тотъ свѣтъ, потому что горесть, испытываемая имъ въ разлукѣ съ вами, сведетъ его во гробъ».

— Но какимъ образомъ узналъ мой отецъ, куда я отправился и въ какомъ платьѣ? спросилъ Донъ-Луи.

— Такимъ образомъ, отвѣчалъ слуга, что одинъ студентъ, которому вы изволили открыть ваше намѣреніе, тронутый скорбью, овладѣвшею вашимъ отцомъ, когда онъ не находилъ васъ болѣе въ своемъ домѣ, разсказалъ ему обо всемъ. Тогда господинъ нашъ поспѣшилъ послать въ погоню за вами четырехъ слугъ, и мы, какъ видите, всѣ четверо здѣсь, въ вашимъ услугамъ, довольные, какъ нельзя болѣе, тѣмъ, что можемъ отвести васъ туда, гдѣ такъ нѣжно васъ любятъ.

— Это будетъ зависѣть отъ моего желанія, или отъ велѣній неба — отвѣчалъ Донъ-Луи.

— Ваша милость, сказалъ слуга, что можетъ повелѣть небо, и что остается пожелать вамъ, если не возвратиться домой; ничего другаго сдѣлать вы не' можете.

Слыша этотъ разговоръ, молодой погонщикъ, лежавшій возлѣ Донъ-Луи, всталъ съ своего мѣста и поспѣшилъ разсказать обо всемъ донъ-Фернанду, Карденіо и другимъ лицамъ, которыя встали уже и одѣвались. Погонщикъ сказалъ, что неизвѣстный человѣкъ называетъ спавшаго на дворѣ юношу донъ, и хочетъ отвести его домой, а юноша несоглашается. Всѣ, слышавшіе восхитительный голосъ, которымъ небо одарило мнимаго погонщика, пожелали узнать, что это за таинственный юноша, и въ случаѣ чего рѣшились даже защитить его отъ насилія слугъ; съ этимъ намѣреніемъ мужчины отправились туда гдѣ находились увѣщевавшій слуга и спорившій съ нимъ господинъ.

Въ эту самую минуту, изъ комнаты своей вышла и Доротея вмѣстѣ съ взволнованной Кларой. Отведши въ сторону Карденіо, Доротея коротко передала ему исторію любви пѣвца и Клары, а Карденіо сказалъ ей, въ свою очередь, что за пѣвцомъ пріѣхали теперь, посланные отцомъ его, слуги; это извѣстіе до того испугало слышавшую Карденіо Клару, что она упала бы на полъ, еслибъ Доротея не поддержала ее. Карденіо попросилъ Доротею увести Клару въ ея комнату. обѣщая уладить это дѣло. Въ комнату между тѣмъ вошелъ Донъ-Луи въ сопровожденіи своихъ слугъ. Они уговаривали юношу возвратиться домой безъ замедленія и утѣшить огорченнаго отца. Донъ-Луи отвѣчалъ, что сдѣлать этого никакимъ образомъ не можетъ. пока не окончитъ чего то такого, что касается его жизни, чести и души. Слуги рѣшились намекнуть ему, что въ крайнемъ случаѣ, они увезутъ его силою. «Но только мертвымъ» отвѣтилъ юноша. «Какъ бы вы меня ни отвозили, но повторяю вамъ: вы отвезете только трупъ мой». Споръ этотъ привлекъ вниманіе аудитора, донъ-Фернанда, товарищей его, Карденіо, священника, цирюльника и Донъ-Кихота. нашедшаго, что ему не къ чему долѣе сторожить замокъ. Карденіо, звавшій уже исторію мнимаго погонщика, спросилъ слугъ, зачѣмъ они хотятъ увести его? Затѣмъ, чтобы возвратить въ жизни отца этого благороднаго господина, отвѣчали слуги; онъ умираетъ съ горя, не находя своего сына.

— Къ чему говорить о моихъ дѣлахъ, сказалъ Донъ-Луи. Я свободенъ, захочу ворочусь, не захочу, такъ никто не отвезетъ меня насильно.