Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

Въ то самое время, когда мы посватали Леандру, явился у насъ въ себѣ, новый человѣкъ, Винцентъ Рока. Онъ былъ сынъ одного небогатаго крестьянина изъ сосѣдняго съ нами села, и пришелъ къ намъ изъ Италіи и другихъ сторонъ, гдѣ онъ служилъ солдатомъ. Лѣтъ двѣнадцать тому назадъ его увезъ изъ деревни проходившій чрезъ нее съ своею ротою капитанъ; и вотъ привелось ему опять возвратиться на родную сторону. Пришелъ онъ къ намъ, одѣтый по солдатски, весь въ цвѣтахъ, и вездѣ у него висѣли разные стеклянные шарики и стальныя цѣпочки. Люди наши, народъ все лукавый, способный подыматься на всякія хитрости, особенно когда дѣлать имъ больше нечего, сосчитали и подмѣтили: сколько у него всѣхъ этихъ бирюлекъ и разныхъ нарядовъ; и оказалось, что у него всего-то было только три платья съ чулками и подвязками, но только онъ такъ ловко умѣлъ изворачиваться ими, такъ хорошо умѣлъ мѣнять ихъ и поперемѣнно надѣвалъ одно съ другимъ, что не сосчитавши всего его убранства, можно было поклясться, что у него на худой счетъ десять перемѣнъ платья и штукъ двадцать пуковъ разныхъ перьевъ. Былъ онъ, при всемъ этомъ, немного музыкантъ, и такъ хорошо игралъ на гитарѣ, что у насъ говорили, будто онъ заставляетъ гитару не играть, а говорить. Къ тому же онъ былъ еще стихоплетъ, и о всякомъ пустякѣ, происходившемъ у насъ въ околодкѣ, умѣлъ настрочить бумагу мили въ полторы. Вотъ этотъ то бравый солдатъ, этотъ щеголь, стихоплетъ и музыкантъ Винцентъ Розка заставилъ Леандру взглянуть на себя изъ окна своего дожа; и чтожъ вы думаете? Всѣ эти разныя цацки соблазнили ее, а плаксивыя пѣсни солдата съ ума ее свели; стала она вѣрить всѣмъ небылицамъ, которыя городилъ ей этотъ воякъ, и ужъ видно такъ чорту угодно было, — приглядѣлся онъ ей такъ, что просто души въ немъ не слышала она, между тѣмъ какъ солдатъ не успѣлъ еще и подумать хорошенько объ ней. Вамъ извѣстно, господа, ничто не устроится такъ скоро, какъ любовное дѣло, когда женщина сама возьмется за него, и точно: прежде чѣмъ которому-нибудь изъ жениховъ Леандры въ голову пришло подумать что-нибудь на счетъ ея и стихоплета солдата, ихъ ужъ и слѣдъ простылъ.

Убѣжала Леандра съ солдатомъ изъ отцовскаго дома; матери у нее нѣтъ, и она сана помогла этому затесавшемуся къ намъ воину одержать такую побѣду, какой, я полагаю, онъ никогда въ жизни не одерживалъ, хотя и городилъ намъ про разныя свои побѣды. Происшествіе это взбудоражило весь околотокъ. Я и Ансельмъ не знали, что и подумать; отецъ Леандры былъ ни живъ, ни мертвъ; родные были обезславлены, судіи — разбужены, полицейскіе и сыщики — посланы въ погоню. Осмотрѣли дороги, лѣса, словомъ все, что могли, и наконецъ, на третьи сутки, нашли Леандру въ одной рубашкѣ, въ какой то пещерѣ, въ горахъ, безъ денегъ и безъ вещей, которыя она унесла изъ дому. Привели ее въ несчастному отцу, и тамъ распросили у нее въ подробности, какъ случилось все это грустное дѣло. Леандра объявила безъ обиняковъ, что Винцентъ Рока надулъ ее, что онъ уговорилъ ее бѣжать изъ дому, повалявшись обвѣнчаться съ нею и увезти ее потомъ въ прекраснѣйшій городъ въ цѣломъ свѣтѣ — Неаполь, что проведенная и просто околдованная имъ, она повѣрила всему, что говорилъ ей этотъ негодяй, и обокравъ отца рѣшилась убѣжать съ любовникомъ. Разсказала она и то, какъ онъ увелъ ее въ горы, какъ ограбилъ ее тамъ и заперъ въ той пещерѣ, въ которой ее нашли, а самъ ушелъ, Богъ его знаетъ куда. Все это, конечно, только пуще удивило насъ всѣхъ.

Правду сказать, государи мои, немного трудно повѣрить воздержности этого негодяя, но Леандра клялась всѣмъ святымъ, что онъ не прибѣгнулъ къ насилію, и этого было довольно, чтобы утѣшить несчастнаго ея отца. И не пожалѣлъ онъ тогда всѣхъ другихъ пропавшихъ у него сокровищъ, получивъ назадъ въ цѣлости такое сокровище, которое стоитъ разъ потерять, чтобы никогда уже не найти. Съ того времени, какъ возвратилась домой Леандра, отецъ рѣшился скрыть ее отъ глазъ людскихъ, и заперъ ее въ сосѣднемъ городѣ — въ монастырь, возлагая всю надежду на время, которое, можетъ быть, заставитъ позабыть о дурномъ поступкѣ его дочери. Молодость Леандры оправдывала этотъ поступокъ ея передъ тѣми людьми, которые не имѣютъ надобности безславить и прославлять ее, которые знали и умъ ея и нравъ. Они свалили всю бѣду на женскую вѣтренность, на женскій характеръ, который въ частую дѣлаетъ такое, что человѣку разсудительному никогда и въ голову не придетъ.