Но другая мысль: если я откажусь от новой должности, она поручена будет другому — и тогда, тогда лишусь я отрады плакать на его коленях. Я принял должность.
Он томился в оковах!
Оковы сии были оковы праведника!
Лорендза скоро сошла в гроб
Неужели и тут не мог ты найти случая?
Когда бы я оставался полным господином в сем замке — может быть, а то Монтони оставил здесь Рапини, первого по нём злодея. Он держал весь замок во всегдашнем страхе, отлучался только на малое время и всегда имел шпионов. Часто с графом просиживал я целые ночи, плакал с ним вместе, утешал его будущим блаженством и надеждою на радость, обещанную на небе праведным. В одну из сих минут он сказал мне: «Старик! Я чувствую, что мне здесь назначено кончить несчастную жизнь свою — но Бог мне дал детей. Ежели ты когда-либо проведаешь об них и будешь иметь случай сказать им или, по крайней мере, написать — то объяви им об участи их отца и закляни ужасным мщением; ежели они его исполнят, то на моей могиле благослови их, ежели же презрят отцово завещание, то моим попранным именем произнеси на них проклятие, и мой дух, возникнув из глубины гробницы, подтвердит сие проклятие». Я клялся исполнить его повеление. Сколько раз чрез письма я вас просил, синьора, навеститься о сем, но не было ответа. Наконец исчезла вся моя надежда, когда услышал я, что вы по смерти своего мужа вышли за Сатинелли. Граф услышал о сем — и лишился чувств.
О! он отмщен! Он отмщен страшно!
Теперь злой случай принес к нам опять маркиза. Чувствую, что граф недолго проживет, а я не исполнил его веления!
Так он жив еще?
Он жив? Боже, Боже мой!
Он жив — а я не исполнил его приказания!
Он жив? Где? Где? Боже!
Что это? Ах! что с нею сделалось?
Благодари, старик, благодари непостижимым судьбам Вышнего! Ты не мог проникнуть их, роптал! Видишь ли ты эту девушку? Это Эмилия, дочь графа Кордано и Лорендзы!
Дочь его! Господи! это дочь его!
Сегодни же ты увидишь и его сына.
Небесные слова! Как я скажу о сем графу?
Что здесь сделалось? Что с нею сделалось, сударыня? Помогите!
Оридани! Сегодни я буду в гробе или назову вас женихом Эмилии, только...
Все бедствия, все ужасы готов пройти я, только бы сия небесная рука указала мне путь.
Изменник! Га! Оридани! это ли исполнение слов рыцаря? Клятва твоя, вероломный, где клятва твоя, коей клялся ты перед Богом?
Друг мой!
Когда еще хотя раз ты осквернишь имя ее языком своим... Но я не обесчещу своего оружия в крови преступника! Отныне проклята капля крови, которая будет течь в моем сердце для вероломного.
Постой, несчастный! Ты ничего не знаешь!
Я думаю, уже вечер; Валентин не бывал; голод начинает свирепствовать! И в сем несчастном полуумершем остове еще действует природа! Для чего не исключит она меня из числа чад своих? Зачем я не подобен самому дикому камню, служащему мне постелей? Живу — и чувствую! Ах! для чего живу я и чувствую? Мозг высох в костях моих; кровь улетела из жил моих на воздух, едва могу двигать составами — но я живу еще и чувствую! Боже! для чего я чувствую?
Итак, я осужден здесь умереть? В стенах сего ужасного жилища окончу я бедственную жизнь свою! Замок древнего Юдольфа![137]
Кто проникнет страшные твои заклепы? Кто обнаружит ужас, основавший в тебе престол свой? Кто откроет свет надежды в сердце заключенного в тебе узника! Страх, ужас — вечные твои хозяева, и тайны твои сокровеннее судеб предвечного; и кто из смертных откроет их, замок страшного Юдольфа? Отлученный от жены и от детей своих, в тебе сокрою я прах свой, и кто из родных посетит мою могилу? Кто осмелится вступить в твои ограды и достигнуть жилища мертвых? Голод тяготит меня! Неужли определено мне умереть голодною смертию? Неужли доброй Валентин сего не знает? О! он верно бы пришел ко мне и разделил кусок хлеба, и слезу мою перенес бы на гроб Лорендзы, и мои стенания сообщил давно истлевшему ее праху.Ах, добрый господин мой! Сколько я с вами не видался!
Что? принес ли ты мне чего-нибудь? Я истаиваю от голоду. Целые сутки я ничего не ел.
Вот корка хлеба и кружка с гнилой водою.