Читаем Донецкое море. История одной семьи полностью

– Ты же сама только что сказала, что не читала «Молодую гвардию», потому что она толстая!

– Да, но… – смутилась Катя.

– Пошли в пирожковую? Ты голодная?

Катя кивнула. Она и вправду проголодалась, и даже не заметила, как замерзла. А день для середины октября был необычно холодным. Он обещал ранние заморозки, небо заволокло тучами, и ветер дул какими-то странными, злыми порывами.

– Ой, вертолетики! – радостно воскликнула Катя, когда они переходили улицу.

– Где? – удивился Витя.

– Вот! – засмеялась она, вытащив из капюшона Вити целую горсть крылаток клена. – Смотри, прилетели откуда-то.

Они зашли в маленькую пирожковую: прилавок, серо-белые панели на стенах и три высоких столика у окна. Витя купил им чай и пирожки с картошкой. Ветер гонял по улице разноцветные листья.

– А ты действительно думаешь, что может быть война, вот прямо настоящая, большая, как тогда? – улыбнулась Катя.

– Конечно. Войны и сейчас идут. По всему миру. Если подумать, то вся мировая история – это один постоянный конфликт, – задумался он. – Напряжение растет, копится, и в какой-то момент происходит взрыв. И люди, мне кажется, не меняются.

– Вообще не меняются? – внимательно смотрела на него Катя.

– Разве люди стали не такими завистливыми, не такими жадными? Не такими глупыми? – грустно улыбнулся он. – Война же всегда начинается в головах. И зло в человеке живет всегда. Что-то происходит, как химическая реакция, знаешь, уксус с содой, и зло из человека начинает выплескиваться через край. Как из вулкана.

– А ты «Эру милосердия» читал?

– Читал! – воскликнул Витя с большим удивлением.

– Папа любит – и книгу, и фильм, – смущенно объяснила она. – Там герой верил, что после такой страшной войны люди изменятся, станут другими. Время пройдет, и наступит эра милосердия. Папа говорит, что она была. Что его детство – это и была эра милосердия.

– Наверное, была, – согласился Витя. – Нашим родителям вообще больше с детством повезло, чем нам. Сейчас же не эра милосердия! Если она и была, то давно закончилась. Люди теряют память, и в них снова копится зло. Это как спираль такая.

Катя с недоверием пожала плечами. Белый пластиковый стаканчик с чаем хрустел в ее руках, обжигал пальцы, но согреть не мог. Продавщица за прилавком, казалось, заснула, укутавшись в пестрый плед. У Вити зазвонил телефон – серый, старый, кнопочный.

– Мама! – объяснил он Кате. – Просит принести что-нибудь поесть. Она работает здесь недалеко, в больнице, знаешь? Я сейчас куплю им пирожков, занесу. Подождешь?

– Витя, я так замерзла, – честно призналась Катя. – Я лучше домой пойду. Мне тут через дворы близко.

– А, ну ладно.

Витя, кажется, расстроился.


Заморосил дождь. Катя шла по мокрому асфальту, по сырым разноцветным листьям, и улыбалась своим мыслям… Она не сразу даже заметила, как метрах в двадцати от нее, у гаражей, двое парней пинают кого-то лежащего на земле. Этот кто-то беспомощно свернулся в клубок и закрывал лицо руками. Катя сначала остановилась как вкопанная. Потом испугалась, хотела бежать. И тут поняла, чья это голубая куртка.

– Сволочи, что вы делаете! Что делаете!

Она бросилась на них сразу, не раздумывая, одного – тощего, высокого, в кожаной куртке – сразу повалила на асфальт. Второму хотела вцепиться в лицо, но смогла только схватить за капюшон и попыталась ударить его ботинком в колено. Никак не выходило, он наклонился вниз, держал Катины руки и не давал ей ни достать его ногой, ни сдвинуться с места. Вдруг сзади ее схватили за волосы и дернули со звериной силой – Кате показалось, что у нее голова оторвалась от шеи. Потом ее ударили в живот, натянули шапку на лицо и повалили на землю.

– Вот ведь сука!

Кто-то пнул ее в грудь, почти попал в солнечное сплетение, от удара она задохнулась и чуть не потеряла сознание. Она почувствовала, что ее куртку расстегивают, а чья-то холодная сырая рука полезла ей под кофту. В ужасе она попыталась вырваться.

– Папа! – только и смогла выкрикнуть она.

В этот момент ей начали выкручивать левую руку, она затрещала в запястье, и от дикой боли Катя заорала.

– Да рот ей заткни! – крикнул один из них.

Вдруг раздался свистящий звук удара. И вздох. На ее ноги кто-то упал.

– Ты чо?

Катя опомнилась через секунду и правой рукой стащила с лица шапку. Напротив стоял Ромка с какой-то доской в руках.

– Убью! – в иступлении проревел Рома. – Убью!

Один из парней стоял на четвереньках и, опустив окровавленную голову вниз, тряс ей как собака. Катя ударила его ногой где-то в районе локтя, и он как подкошенный рухнул лицом в землю.

– Убью!

Ромка сделал шаг в сторону второго парня. Тот наконец отпустил Катю. Она тут же вскочила на ноги, подняла с мокрого асфальта рюкзак и наотмашь ударила стоящего парня по лицу. Потом схватила брата за воротник и крикнула:

– Бежим!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза