Донецкое море. История одной семьи

В дороге тетя Дина нервно теребила край летней куртки и все пыталась вспомнить, выключила ли она газ.

– Олег, милый, зятя твоего как жалко! – вдруг воскликнула она. – Такой мужик был золотой!

– Да, золотой, – согласился отец, хотя Кате казалось, что он сейчас ничего не слышит, и в его взгляде она вдруг прочитала страшное отчаяние и какую-то испугавшую ее решимость. – Володя был очень хороший человек, – тихо добавил он.

– Только дом свой построил, так, помню, радовался ему, – причитала тетя Дина. – А ведь и пожить в нем не успел…

На вокзале было шумно и тревожно, а перрон был наполнен горячим летним воздухом и тоской. Здесь провожали и никого уже не встречали. Кто-то обсуждал следы от недавнего прилета, но Катя их не заметила. Она вдруг совершенно отчетливо поняла: отца она больше не увидит. Как Семеновых, которые погибли вместе со своим фруктовым садом. Как дядю Володю, который год назад ласково смотрел на нее, сидя под большой ивой в парке Щербакова, а сейчас его уже нет на этом свете.

У Кати кружилась голова, перед глазами мелькало то несчастное лицо Ромы, то торжествующий взгляд матери. И собака эта не выходила из ума – гордая, красивая, преданная людям и преданная людьми.

Непонятным образом все это сложилось для Кати в какую-то необъяснимую, но абсолютно нерушимую логическую цепочку: если она уедет, бросит отца, то она его больше не увидит, если останется – с ним ничего не случится.

В чем была эта связь, она не понимала, но ощущала ее совершенно четко. И еще она знала, что должна забрать сеттера себе. Даже если хозяева вернутся из Киева, она им собаку не отдаст – они больше не имеют на нее права.

– Мама тебя предала! – перекрикивая гул толпы, сказала Катя.

– Что? – в суматохе отозвался отец. – Да. Хотя, наверное, и ее можно понять.

– И Рома тебя предал!

– Нет. Он еще маленький и глупый.

– Папа, а я тебя не предам!

– Знаю, моя хорошая! – с любовью посмотрел он на девочку.

– Я остаюсь с тобой! – решительно заявила Катя. – Я тебя не брошу!

– Катя, не говори глупости! – испугался отец. – Скоро посадка!

– Нет, папа, я не поеду! – замотала она головой. – Я остаюсь с тобой!

– Катя, это не обсуждается! Ну что ты? – рассердился он и крепко взял ее за руку.

– Папа, я никуда не поеду, я остаюсь с тобой! – закричала Катя и попыталась вырваться, но он держал ее мертвой хваткой. – Папа, отпусти!

– Катя, прекрати истерику! – одернул ее отец.

– Папочка, мне плохо! Отпусти меня! – кричала она. – Меня тошнит, мне нужно в туалет!

– Олег, успокойся! Давай я ее провожу! – тихо сказала стоящая рядом тетя Дина и вытерла пот со лба. – Ты смотри, жара-то какая! Может, девчонке и правда плохо. Мы быстро, не переживай!

Пока они шли к зданию вокзала, Олег смотрел на них с тревогой. Тетя Дина тяжело и громко дышала и крепко держала Катю за локоть.

– Я не убегу! – взмолилась она.

Тетя Дина ничего не ответила, но руку отпустила. Едва они зашли в здание, Катя ее обманула и быстро нырнула в толпу. Она даже не слышала, кричала тетя Дина ей вслед или нет.

Катя спряталась за колоннами, за какими-то стульями, нагроможденными сумками и чемоданами. Она понимала, что отец сейчас бросится ее искать. И ей казалось, что, если найдет – случится беда. Все плыло перед глазами, сердце бешено колотилось, что-то горячее пульсировало и било в голове. Катя подумала, что она сходит с ума. И она вдруг начала молиться. В детстве, очень давно, бабушка учила ее «Отче наш», и Катя даже попыталась вспомнить слова, но запуталась. Она закрыла уши ладонями и больше всего страшилась поднять голову и увидеть над собой лицо отца. Тут она вспомнила, как бабушка в последние годы жизни повторяла как присказку: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Катя начала твердить эти слова, сто раз или двести, про себя или вслух – этого она даже не осознавала.

И в какой-то момент страх ушел. Он испарился. Катю еще трясло, но она села прямо и посмотрела на дедушкины «Командирские» часы. Поезд только что уехал.

Отец нашел ее минут через десять. Запыхавшийся, мокрый, перепуганный насмерть. Катя была уверена, что он ее ударит. Первый раз в жизни ударит. Она к этому приготовилась. Медленно, опираясь на спинку стула, встала. Гордо подняла голову, спокойно посмотрела отцу в глаза. Только плечи чуть вздрагивали от страха. А отец сел на пол и заплакал.

Так для Кати началась война…

Глава III [Катакомбы]

Игорь, да вы боитесь? Да не может быть! Из Ленинграда и боитесь! А как же генетическая память? – веселилась Маша Калинина. – Чтобы человек родился в Ленинграде и боялся обстрела? Да не поверю!

Они сидели в подвале больницы уже два часа. Обстрел не прекращался. Он уже несколько месяцев не прекращался. Пациентов спустили вниз довольно быстро, хотя многие никуда идти не хотели и недовольно ворчали – то ли на медсестер, то ли на мироздание. Подвал был огромный, основательный, длинные коридоры переходили в большие помещения, где можно было разместить почти всех больных при полноценной нагрузке.