Донос без срока давности

Показательно, что так называемые энтузиасты пыток и истязаний арестованных сами окажутся в роли жертв с однотипной обвинительной формулировкой: «Допускал фальсификацию следственных дел и применение мер физического воздействия к арестованным»: Г. Я. Врачёв, начальник 4-го отдела УНКВД, арестован 21 апреля 1939 г., осужден 27 ноября 1939 г. к 10 годам ИТЛ; А. В. Белоногов, замначальника 4-го отдела, арестован 7 июня 1938 г., умер от побоев на допросах 26 мая 1939 г.; М. А. Перский, особоуполномоченный, начальник 2-го отдела, арестован 28 декабря 1938 г., приговорён 21 декабря 1940 г. к расстрелу с заменой на 10 лет ИТЛ; И. Ф. Мартынов, начальник Дорожно-транспортного отдела ГУГБ НКВД на Забайкальской ж.д. (им. Молотова), с октября 1937 г. по август 1938 г. арестовавший около 3000 чел. железнодорожников, затем был сам арестован и расстрелян. Руководящие работники Особого отдела НКВД по Забайкальскому военному округу, мучители по призванию, А. Д. Видякин, Л. П. Логачёв, начальник КРО УНКВД М. В. Войнов в 1940 г. были репрессированы (первый и третий – расстреляны, второй получил 10 лет ИТЛ). И этот список можно значительно расширить.

Однако какого-либо осознания своей вины у ретивых садистов, судя по следственным материалам, не обнаружилось, чаще они использовали традиционный тезис: «Я только исполнял приказы вышестоящих начальников». В этом плане показательно поведение начальника 3-го отдела УНКВД по Читинской области Каменева.

До назначения в Забайкалье Я. С. Каменев (1897 г. рождения, член ВКП(б) с 1918 г.) служил в Куйбышеве, с 7 октября 1937 г. назначен начальником 3-го (контрразведывательного) отдела УНКВД по Читинской области. Старший лейтенант госбезопасности (1936 г.), в 1933 и 1936 гг. награждён знаками «Почётный работник ВЧК – ОГПУ», в декабре 1937 г. – орденом Красной Звезды, в феврале 1938 г. – медалью «XX лет РККА».

Далее, для наглядности, приведём текст заявления Каменева:

«Народному комиссару внутренних дел СССР

тов. Берия

Арест. КАМЕНЕВА Якова Ст.

/г. Чита, Внут. тюрьма УНКВД/

ЗАЯВЛЕНИЕ

Тов. Нарком, 16-ый месяц я нахожусь под стражей и только теперь получил возможность написать это заявление, все попытки сделать это ранее, ввиду неполучения бумаги, оказались безрезультатными.

До ареста, в течение 14 месяцев, я работал нач. 3 отдела УНКВД вновь организованной Читинской обл… Спустя, примерно, месяц после ареста б. нач. УНКВД Хорхорина партком рассматривал мое заявление о бытовой связи с Хорхориным, поставив в вину мне пребывание 4 м. в 1918 г. в партии левых эсеров, я об этом никогда не скрывал, – исключил меня из партии, а через четыре дня /26.XII-38 г./ я был арестован.

Следователь Фельдман /нач. 2 отдела/ с первых же допросов потребовал от меня показаний о шпионаже и причастности к контррев. организации, нанося всяческие оскорбления и угрозы: “Сведу в подвал и расстреляю без суда”, “не дашь показаний – живым до суда не дойдешь” и т. п. На все мои утверждения, что я невиновен и о какой-либо преступной деятельности Хорхорина мне ничего не известно, Фельдман заявлял, что любыми способами и средствами он показания от меня получит, клянясь в этом словом чекиста-коммуниста.

Я написал заявление нач. УНКВД Куприну, что Фельдманом грубо нарушается постановление ЦК ВКП/б/ и СНК СССР от 17.XI-38 г., что он, Фельдман, прямо заявляет, что это постановление на меня не распространяется. Куприн, вместо того, чтобы отвести следователя, лично сам, игнорируя решение ЦК и СНК, организовал систематические избиения. Чтобы не было слышно моих криков и стонов, для этой цели в подвальном этаже отвели специальную комнату, где в течение 2-х недель, каждую ночь подряд, связывая мне руки, сдирая с меня одежду, бросали на пол и били резиной. Уставал один, сменял другой, затем третий и т. д. когда я лишался сознания, отливали водой и вновь били, а один раз даже в камеру я был притащен вахтерами, где пришел в сознание лишь через несколько часов. В подвале УНКВД в специально отведенных комнатах за № 10, 11 и 12 били многих, в первую очередь бывших работников УНКВД и бывш. партработников, с которых также требовали показания на Муругова, бывш. секретаря Обкома ВКП/б/ Читинской области, как руководителя право-троцкистского центра области. Били Куприн, его зам. Крылов и Куцерубов, следователь Пациор и др. Я продолжал им заявлять, что я невиновен, никогда врагом народа не был и не буду, что я честно трудился, отдавая все время работе, не зная личной жизни. В ответ раздавался иронический смех и сыпались на меня еще жестче и многочисленнее удары. Куприн заявил мне: “Раз мы решили бить, то до тех пор, пока либо дашь показания, либо сдохнешь. А сдохнешь – выбросим, напишем постановление, дело сдадим в архив и все”. Применялись при этом различные провокации: “На тебя показал Хорхорин, Сенюк и др.” – чего на самом деле не было и не могло быть. Заявляли, что арестован я по прямому приказу Наркома, а не его, Куприна, инициативе и т. д.