Донос без срока давности

Так, получил телеграмму немедленно оформить 300 дел на Тройку. Я это распоряжение не выполнил, меня строго предупредили и потребовали, чтобы я предоставлял на Тройку дела по к.-р. преступлениям, по бандитизму, бывших кулаков, попов и офицеров, в общем, лиц, чуждых нашему строю. Поэтому получил установку от Балашова, чтобы в графе о соц. положении вместо “рабочий, колхозник, служащий” писать “деклассированный элемент”.

Нами было передано в нарсуд 300 дел по мелким кражам, за отказ от работы и другим преступлениям, Балашов мне приказал эти дела из нарсуда изъять и предоставить ему, что мною и было выполнено. Эти дела 3-м отделением ОМЗ переквалифицировались по ст. 58–3 УК (т. е. сфальсифицированы как дела контрреволюционеров. – Авт.) и были доложены на Тройке, об этом я узнал позднее, когда был в Чите.

Мне известны случаи нарушения процессуальных норм следствия… Арестованного Бивальд допрашивал Балашов, избивал, после чего Бивальд написал письмо на имя Сталина, где указал, что в Чите честный гражданин может стать шпионом от неправильных и незаконных методов ведения следствия. Это заявление попало к следственным органам, после чего Бивальда снова стали избивать.

В марте или апреле 1938 года Балашов у себя в кабинете допрашивал немца по национальности, фамилию которого не помню. Вследствие избиения и издевательств этот арестованный был убит. После этого оформили документами, что арестованный на допросе умер от разрыва сердца, но на этом арестованном были следы ранения и царапины. Был вызван врач Бурдинский, который отказался дать заключение, что этот арестованный умер от разрыва сердца, тогда была вызвана жена сотрудника Пациора, которая работала врачом. Она дала заключение о смерти этого арестованного. Раны и царапины на этом арестованном объясняли тем, что его сильно покусали в камере клопы. Сюда же в кабинет заходил и бывший начальник УНКВД Хорхорин, ныне арестованный, который видел эту картину, усмехнулся и ушел. Это может подтвердить оперуполномоченный Шилов.

Арестованных Кеслера и Попандопуло во время допроса в 3-м отделении ОМЗ избивал зам. нач. УНКВД Крылов, который арестованного Кеслера по кабинету таскал за волосы.

В ночь на 9 января 1939 года, я тогда находился под стражей в Читинской тюрьме, камера смертников № 6 в числе 40 чел. отказалась выйти на расстрел, кричали, что они не виноваты и требовали прокурора, подняли бунт. Прибежал Матюхин, рекомендовал себя прокурором и предлагал выйти из камеры, но так как они Матюхина знали (что он работает нач. отделения ОМЗ), то отказались подчиниться его требованиям. Тогда начальник УНКВД приказал расстрелять этих арестованных в камере. Было выпущено 300 патронов в эту камеру. Таким образом, приговор привели в исполнение. За ночь очистили камеру, затерли стены, побелили. Об этом случае хорошо знают работники тюрьмы. (По воспоминаниям бывших работников тюрьмы, заключённых в камере расстреляло отделение автоматчиков, спешно вызванных из расположенной неподалёку от тюрьмы военной комендатуры Читинского гарнизона. – Авт.)

Когда я был арестован и находился в тюрьме г. Читы, то работал старостой корпуса смертников. С приведением приговоров в исполнение творилось вопиющее безобразие. Смертники называли другие фамилии тех, которые подлежали расстрелу, вместо них брали тех других, названных лиц, и расстреливали. Комендант УНКВД Воробьев заявлял: “Стреляйте, после счет сведем, лишь бы количество черепов было”. А таких случаев неправильных расстрелов было много.

Начальник 8 отдела УНКВД Боев также присутствовал и когда начал проверять, то тех лиц, которые должны быть живыми, не оказалось. И он шутя говорил: “Наверное, Крысова расстреляли за Иванова, как крысу”, добавляя, что, мол, ошибку исправим. Во время проверки в 8-й камере таким образом было расстреляно 6 чел., об этом знают Поднебесный и Пономарев. Я писал об этом прокурору, он меня вызвал и допрашивал (это был военпрокурор Агалаков), но до конца выслушивать не стал, а сказал мне, что об этом скажете на суде…»