Читаем Донос без срока давности полностью

В протоколе допроса помощника оперуполномоченного Ф. Ф. Кочева военным прокурором пограничной и внутренней охраны по Восточной Сибири Агалаковым 28 января 1939 г. речь идёт и о жалобе, которую Кочев подал на имя начальника УНКВД, военному прокурору и в комиссию советского контроля, требуя привлечь к уголовной ответственности особоуполномоченного УНКВД Перского и следователя УНКВД Попова, которые избивали его на допросах, заставляя давать показания уже не об античекистской (избиениях заключённых и фальсификации дел) – о контрреволюционной деятельности. А в кассационной жалобе от 8 марта 1939 г. в Военную коллегию Верховного суда СССР Ф. Ф. Кочев пишет: «Совершенное мною преступление было сделано только вследствие того, что для этого была создана обстановка начальниками отделов УНКВД, кроме того, они сами толкали совершать это преступление». Об этом же пытался написать «самому» Ежову и главный палач Букачачинской КМР Кожев, не ведая, что «железного наркома» самого уже взяли под микитки: «Я откровенно хочу рассказать, как я дошел до жизни такой. Не сам произвольно я встал на путь бить следственных, я это видел и слыхал от других работников НКВД, короче, били во всех отделениях и отделах Управления НКВД, били в Особом отделе ЗабВО, били в транспортном отделе УГБ Молотовской ж.д.» (прежнее название Забайкальской железной дороги. – Авт.).


Из показаний помощника оперуполномоченного А. И. Завьялова: «…Дело по обвинению заключенных Евстратова и Пересыпкина, обвиняемых в отказе от работы и краже, я докладывал Матюхину, последний не согласился и сказал, что они бандиты, и приказал оформить по ст. 59–3 УК (квалифицировать как бандитизм – т. е. государственное преступление. – Авт.). Этих обвиняемых привезли в Читинскую тюрьму и стали вести следствие. Они виноватыми себя не признавали. Матюхин сам принял участие в расследовании, избивал. Заходил зам. начальника УНКВД Крылов, также принимал участие в избиении Евстратова и Пересыпкина, их садили на ножки табуретки в течение 10 дней. Благодаря таким методам следствия они виновными себя признали. Это мне была первая школа, как бить подследственных.

В январе 1938 г. на Тройке докладывал дело инженера Павлушкина, обвинялся за контрреволюционные преступления. Председатель Тройки Хорхорин сказал: “Он инженер и должен быть руководителем контрреволюционной группы, а не одиночка”. Дело вернули обратно, на доследование, и приказали дать групповое контрреволюционное дело. Хорхорин на меня сказал: “Не умеете работать” и у Матюхина запросил на меня характеристику. Я понял, что мне самому придется сидеть. Вернулся в Букачачу и стал выполнять приказания: при допросах избивал з/к и добивался признаний в контрреволюционной деятельности, решил фальсифицировать следственные дела…

Следователи управления не стеснялись. Бывшего начальника Чернышевского РОМ (райотдела милиции. – Авт.) Соколова на руках уносили в камеру после избиения на допросах. Допросы производил Васюк. Бывшего командира бригады Китицкого также допрашивал в 5-м отделе УНКВД Васюк. Китицкий делал в ночь по 500 приседаний, по трое суток сидел на краю табуретки, ставили его под стол. Васюк катался на нем и избивал. Он же, Васюк, допрашивал бывшего капитана Годовцева, его тоже приносили с допроса на руках, у него было сломано ребро, выломали пальцы на руках.

Бывшего командира корпуса Чайковского допрашивали в 4-м отделе УНКВД, выбили ему зубы, поломали ребра. Работника милиции Западина на допросах избивали, от полученных побоев он в тюрьме умер. Бывшего командира дивизии Воентьева допрашивали в Особом отделе ЗабВО, от побоев он умер.

Когда я был арестован и находился в Читинской тюрьме, то знаю, что в тюрьме написанные жалобы дальше начальника корпуса не идут, сжигались в печке. В декабре месяце 1938 г., точно день не помню, где-то около 2-х часов ночи в камеру пришел начальник ОМЗ УНКВД Казаченко, спросил, у кого какие жалобы. Кто-то из заключенных сказал, что раздатчик пищи з/к Екименко пролил суп. Казаченко приказал Екименко раздеть и посадить в карцер и без его приказания не выпускать. Там температура была 32° холода. К утру Екименко замерз, и его от пола отдирали. Екименко просился у надзирателей, чтобы его выпустили, но надзиратели сказали, что без разрешения Казаченко не выпустят. Этот факт могут подтвердить Сифонов, з/к Коробко, дежурный Надулин и Леушкин.

Оперуполномоченный УНКВД Пацев при ведении нашего дела относился не по-чекистски, меня ставил “на стойку” на 23 часа, Вохмина и Дворникова бил. Особоуполномоченный Перский на допросах избивал, на руки надевал железные наручники, давал “читать” библию весом килограмм восемь на вытянутых руках по 9–10 часов… Балашов и Пацев з/к Шкрябкова себе завербовали для дачи ложных показаний…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза