Донос без срока давности

Наиболее характерными примерами массовых расстрелов в 1937–1938 гг. репрессированных являются расстрелы на Бутовском полигоне и полигоне «Коммунарка» под Москвой. В 1920-е годы в Бутово (Москва) была создана сельскохозяйственная колония ОГПУ. В 1934 г. территория около 2 квадратных км была обнесена глухим забором; на ней был обустроен стрелковый полигон НКВД, а территория взята под круглосуточную вооружённую охрану. Неподалёку в районе совхоза «Коммунарка» находился другой спецобъект – полигон «Коммунарка».

31 июля 1937 г. нарком Н. И. Ежов издал приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». После этого в Москве было вынесено и приведено в исполнение огромное количество смертных приговоров. Кладбища Москвы не могли справиться с таким потоком захоронений. Тогда в середине 1937 г. НКВД были выделены два новых спецобъекта – Бутово и Коммунарка. На объект «Коммунарка» попадали представители партийного руководства и советской номенклатуры, офицеры РККА, инженеры, деятели культуры и искусства, работники НКВД, а на объекте «Бутово» расстреливались все остальные: рабочие, крестьяне, священники, кулаки, уголовники, бывшие белогвардейцы и прочие «контрреволюционные элементы». Больше всего людей было расстреляно 28 февраля 1938 г. – 562 человека. На февраль 1938 г. пришёлся пик расстрелов, что связано с дополнительной квотой на расстрел 4000 человек, утверждённой Политбюро ЦК ВКП(б) 31 января только для Московской области.

Осуждённых на расстрел привозили из московских тюрем в машинах с надписью «ХЛЕБ». На полигоне их размещали в длинном бараке, где проводилась перекличка и сверка людей с доставленными из тюрем документами. И только после этого им объявляли смертный приговор. Расстрел начинался после восхода солнца выстрелом в затылок из пистолета. Местные жители наивно полагали, что за заборами полигонов чекисты настойчиво занимаются огневой подготовкой.

Расстрелянных закапывали в 13 рвах, общая протяжённость которых составляла 900 метров. Ширина каждого рва была 4–5 метров, глубина около 4 метров. Захоронения производились без уведомления родственников и без церковной или гражданской панихиды. Родственники расстрелянных стали получать свидетельства с указанием точной даты и причины смерти только с 1989 г.

После 1938 г., когда в Бутово прекратились массовые расстрелы, полигон продолжал использоваться для захоронений тех, кого расстреляли в московских тюрьмах. Здание комендатуры, расположенное в 100 метрах от погребальных рвов, было превращено в дом отдыха для старших офицеров НКВД. Его неоднократно посещал и Лаврентий Берия.

Во время Великой Отечественной войны в районе Бутовского полигона развернули лагерь с немецкими военнопленными. Их сгоняли на строительство Варшавского шоссе; тех, кто работать не мог, расстреливали и скидывали в яму.

А вот, что пишет забайкальский краевед и историк спецслужб, полковник госбезопасности в отставке А. В. Соловьёв о процедуре одиночного расстрела (газета «Экстра», 8 марта 2017 г.):

«…Я был уже заместителем начальника областного управления КГБ, когда в один из сентябрьских вечеров 1980 года мне позвонил один человек, майор госбезопасности, пенсионер. Назовем его С. – я дал слово, что его фамилия останется тайной. Он попросил о встрече. То, что я услышал тогда, было очень жутким. “Я полностью обеспечен, мне ничего не надо. Мой сын – командир боевого корабля на Северном флоте, капитан 3-го ранга. Врачи говорят, что я скоро умру. И я пришел с одной просьбой – выслушайте меня. Хочу рассказать о событиях, в которых участвовал. Бывшие сослуживцы сторонятся меня, могут оскорбить и ударить – такие случаи бывали не раз”, – начал он. Его взяли в управление государственной безопасности (УГБ) после службы в Красной Армии. Тогда УГБ входило в состав управления НКВД. Присвоили звание сержанта государственной безопасности, сказали, что оно равносильно званию лейтенанта в армии. А он – всего ничего – деревенский парень с начальным образованием. Он охранял здание и объекты УНКВД, когда в конце октября 1937 года его вызвали к начальнику управления. Майор государственной безопасности Хорхорин сказал: “Ты – добросовестный человек, мы тебе поручим важное дело. Будешь расстреливать врагов народа”.