Читаем Донос без срока давности полностью

Понятно, что Владимиру в эту минуту ни до кого не было дела, кроме собеседника на другом конце провода, поэтому он и не обратил внимания, как нервно дёрнул головой сидящий за ближайшим к переговорным кабинам столом для посетителей худой седовласый мужчина лет семидесяти, в видавшем виды чёрном драповом пальто. До этого он что-то царапал пером на телеграфном бланке. А тут застыл, вслушиваясь и пристально разглядывая Владимира, орущего в трёх шагах в телефонную трубку.

Закончив переговоры, Владимир снова шагнул к окошечку оператора.

– Девушка, мне бы ещё заказать переговоры. С Читой. Телефон…

– Хорошо. Ожидайте.

Владимир плюхнулся в фанерное полукресло, секции которых тянулись в зале ожидания вдоль окон, прикрыл глаза.

– Извините. Вы раньше в Чите не проживали?

Владимир вскинул голову. Перед ним стоял незнакомый пожилой мужчина в чёрном драповом пальто и мял в руках потёртый каракулевый «пирожок».

– Ну, допустим. А вы кто?

– Это неважно. А как вас по имени-отчеству?

– Ну, Владимир Иннокентьевич. И что?

– Иннокентьевич… Да… Удивительно… Как тесен мир… И у вас есть ещё брат и сестра?

– Да кто вы такой? – Владимир встал, настороженно рассматривая незнакомца.

– Моё имя вам ничего не скажет. Но вам я хочу сказать одну важную вещь. Она касается вашего репрессированного отца. Ведь Пластов Иннокентий ваш отец? И проживали вы на Красном Яру под Читой?

– Ну, так…

– Он просто попал под каток – такие тогда времена были…

– Под каток, говорите? – недобро прищурился Владимир. – Откуда вам… Уж не вы ли таким катком раскатывали?

– В отношении вашего родителя не я…

– Ага, значит, всё-таки из этих…

– Из этих, – бесстрастно кивнул незнакомец. – Рубили лес, и щепки летели.

– И долго рубили?

– Долго, но в результате и сам оказался щепкой.

– Или незадачливым лесорубом? – зло осведомился Владимир.

– Может быть, и так.

– А нынче что, совесть жрёт?

– Да нет. Просто услышал фамилию, просто вспомнил.

– Значит, с совестью всё в порядке?

– При чём тут это… Война заставила на многие вещи взглянуть иначе…

– Война, говоришь? И где ж ты был на войне? В заградотряде затвором щёлкал? – Владимир и не заметил, как перешёл на «ты».

– Во фронтовой разведке три года языков таскал.

Сказано это было столь буднично, что Владимир не нашёлся чем парировать. Машинально снова плюхнулся на фанерное сиденье. Но вскинул голову и вновь оглядел незнакомца от ботинок до седой головы.

– Что же вы за люди… Умудохали столько народу, а всё неймётся… Вот чего ты, старый хрыч, ко мне подошёл, чего тебя на откровенность потянуло? Ещё раз по душе полоснуть?

– Зря вы так. Просто нынче время такое, что можно на пересмотр подать…

– А отца это вернёт?

– Доброе имя вернёт.

– Да пошёл ты, благодетель хренов!

– Кто заказывал Читу? Третья кабина! – проорал динамик.

Владимир вскочил и побежал к кабинке. С братом поговорил о житье-бытье. Рвалось с языка разговор с незнакомцем передать, но решил не бередить.

Когда положил трубку и вышел из кабины, седовласого старика в зале уже не было.

Так и не узнал Владимир, что поездка в Саратов свела его с Григорием Павловичем Кусмарцевым. А для того это была последняя встреча с прошлым: через полмесяца, в апреле, туберкулёз его доконает.

Эпилог

Какой же псих объявит себя психом… Но никак не получалось у Андрея выбраться из навалившегося депрессняка: не хотелось ничего. Уже и на работу, которая ещё вчера отвлекала, шёл как на каторгу. Поначалу ещё друзья тормошили, мол, Андрюха, ну чего ты всамделе, ну завяли помидоры – дело житейское, да и вообще, всё, что ни делается, делается к лучшему. А потом и друзья отстали. Работа – дом, работа – дом. Дома забивался в свою комнату, бухался на диван, упёршись невидящим взглядом в какую-нибудь книжку, и… снова изводил себя неотвязчивым «Почему?».

– Всё валяешься? – появился на пороге комнаты отец. – Пролежни скоро заработаешь. Я чего зашёл… У тебя какие планы на воскресенье?

– Да какие у меня планы…

– Вот и прекрасно. Тут мать рецептом обзавелась, – хмыкнул отец, – по изготовлению шпрот. Хвалят так, что вся Прибалтика нервно курит в сторонке.

– И что?

– А то, что нам с тобой предстоит большая путина.

– Чего?

– Того. Прокатимся на Монгой, гольянов надёргаем. Сам знаешь, какие они там здоровые. Вдвоём ведро надёргать – делов на три часа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза